Шрифт:
Закладка:
В неменьшей степени волновала его и судьба Аннеке. Ей невдомек, что он в кутузке. Договорились, что вечером она придет с пожитками на квартиру в Нагатино, а там что? Правильно, чекистская засада. Заметут ни в чем не повинную девчонку, посадят к эдаким шакалам… Даже представить жутко!
Вадим опустил взгляд на шахматное поле. Белые, которыми руководил знаток тарабарских словечек, были прижаты к первым двум горизонталям, король забился в угол, пешки бестолково сгрудились, уперевшись в черные бастионы, а фигуры потеряли всякую координацию и столбенели вразброс тут и там.
Вадим засек движение сзади. Оглядываться не понадобилось – он и так сообразил, что чернявый детина подкрадывается, изготовясь для удара. Сейчас отыграется и за распухшую ряшку, и за прочие унижения.
Вадим напружинился, повел про себя отсчет: «Раз, два…» На счет «три» должен был кувырнуться вбок, подсечь брюхана голенью… а дальше как повезет.
Но обошлось без акробатических этюдов. Германн зыркнул на цыгана, процедил хрипло:
– Слиняй. Не надо нам инсинуаций.
Бугай притих. Вадим передвинул своего короля с цэ-восемь на дэ-семь – ход ненужный, оттягивающий неизбежную концовку. Умник в пенсне моргнул плутовато – разгадал, нет? – и снова по-воробьиному нахохлился над хлебной ратью. Думай, родной, думай. Я тоже подумаю, у меня такой переплет, что тебе и не снилось…
Бежать! Любыми способами, сегодня же. Успеть предупредить Аннеке, чтоб никуда из Таракановки не высовывалась. Передать весточку Барченко, схорониться и в условно спокойной обстановке наметить план: что и как делать дальше.
Смешок. Что такое? Вадим окинул полководческим взором поле интеллектуальной брани и оцепенел. Прижатое к краю белое воинство внезапно задышало, развернулось и пошло в контрнаступление, как Красная армия против казавшегося непобедимым Колчака. Задумавшийся Вадим зевнул этот выпад, а вслед за ним еще и на вилку напоролся, – остался с двумя слонами против коня и ладьи. На шахматном сленге это называется «потеря качества». И никакой позиционной компенсации за впустую отданный материал…
Германн, ловчила, так ты меня провел? Усыпил бдительность, а потом взял и вмазал с разворота. Бомба в подвале, арест, Аннеке, побег – все выветрилось из головы Вадима. Какой к лешему побег? Одолеет прыщавый – и каюк. Сброд, который он держит в повиновении, враз накинется, пошинкует, как капусту. Они уже и так дотумкали, что пахан вот-вот отпразднует победу – сползлись, сомкнулись, посапывают. А цыган причмокивает, заточку гладит – представляет, как она вопьется в чрево обидчика.
Партию нужно выиграть во что бы то ни стало. Или, в крайнем случае, потянуть время – вдруг заглянут вертухаи? В голове Вадима заработала счетная машина. Он наметил плохонький вариант спасения: пожертвовать пешку, застопорить тем самым белый навал и по левому флангу бросить в прорыв ошметки разбитой пехоты.
Германн влегкую отбился, продолжая давить. Он сидел, помигивая стеклышками. Это что же – вот так позорно пропасть?
– Предлагаю паритетность.
– Что? – Вадим не сразу перевел наукоемкую абракадабру на нормальный язык.
– Ничью.
Издевается? Черный король, лишенный поддержки свиты, разгромленной и сметенной с поля, сиротливо стоял, готовясь принять постыдную казнь. Финал партии – простейшая задачка на выигрыш в пять ходов. Германн не мог этого не видеть. И все же без тени сарказма предлагал ничью!
Вадим механически взялся за протянутую руку, потряс ее. Вспомнилось, как днями ранее вот так же осчастливил известинца Рачинского на корреспондентском первенстве. Разница лишь в том, что тогда на кону стояла отнюдь не жизнь.
Блатари шушукались и переглядывались. Мирный исход не был прописан в предварительных условиях, поэтому они не знали, как поступить.
– Объявляю консенсуальную экзистенцию, – провозгласил хитрюга-хлыщ. – Раскассирование фраера откладывается.
И никто не посмел ему перечить, хоть и выказали недовольство таким пацифистским решением. Ропща, все расползлись по углам, а цыган как бы в отместку взялся ожесточенно пожирать шахматный комплект. Крошки ладей, слонов и ферзей вылетали у него из пасти вместе со слюнями.
Германн отозвал Вадима к забранному прутьями окошечку и прогнусавил чуть слышно:
– Будем считать, это разминка. Тренинг, как говорят британцы. Попозже сыграем еще… – Он неодобрительно посмотрел на чавкающего Михая. – Отберем у этого хряка дневную пайку, сделаем новые шахматы и – тогда уж всерьез.
– Если меня р-раньше не прирежут, – высказал опасение Вадим.
– Пока я отмашку не дам – не прирежут. Субординация! – Германн устроился на лежащем под стеной тюфяке, из которого выглядывало гнилое мочало. – Держись меня, не пропадешь… – И круто сменил тему: – А все-таки как ты сюда попал? Деликт какой совершил, или вправду тебя стукачком к нам подсадили?
– Если р-раскажу, все равно не поверишь.
– Смотря что расскажешь. Почую, что контрапункты разводишь – считай, хана тебе…
– Да какие там контрапункты!.. – Вадим глубоко вдохнул, чтобы приступить к исповеди, но внезапно заперхал, схватился за шею и зарылся лицом в тюфяк.
– Ты чего? – опешил прыщавый.
Вадим мычал и бился в корчах. Привлеченные необычным зрелищем, заворошились в своих углах уркаганы.
– Эй, затыки! – обратился к ним Германн. – Что с ним?
– На падучую похоже, – пикнул сопливый пацаненок, но был осажен басом Михая:
– Какая в дышло падучая! Нутряк прихватило.
– Чего-о?
– Движок, говорю, отказывает. У меня папаню вот так кондратий прибрал…
– Эксперты… вашу в колоду! – Германн сплюнул на расчерченный пол. – Чего расселись, свистунов зовите! Подохнет – скажут, мы урыли…
Михая подобное обвинение, похоже, нисколько не пугало, однако, повинуясь воле прыщавого («Кто держит мазу, тот бугор»), он вразвалку приблизился к двери и шарахнул по ней так, что дрогнула вся тюрьма.
– Эй, начальники! Тут ваш кончается…
– Вот имбецил! – обругал его Германн. – Не каркай, никто не кончается. Синкопа с человеком приключилась. Эта… как ее… пе-ре-ак-цен-ту-али-за-ция.
Выговорив неимоверно длинное слово, эрудит замолчал и занялся Вадимом: перевернул его с живота на спину,
