– Но так есть. Она не только меня бросила, но и тебя. Куда она сейчас понеслась? Проговорила с тобой пять минут – и деру дала.

– В театр.

– Ну разумеется, куда же еще? У нее же танго. Ладно, вечером я тебе кое-что покажу.

– Что покажешь?

– Дождись вечера. А пока что свари нам макароны и пожарь яичницу. Я проголодалась. Не сваришь и не пожаришь – тебя съем на ужин, братец Саввушка.

– Куда мы идем? – спросил он поздним вечером, когда они шагали через городской центр.

– Посмотреть на одно представление.

– На какое?

– Сейчас узнаешь. Может быть, даже что-то увидишь.

Было уже темно. Скупо горели окна в домах. В одном из дворов звучала переливами гитара. Лилит завернула в ближайшую арку, он за ней, и оба оказались в мрачном и темном колодце.

– Знатный дом, кстати, – сказала Лилит. – Тут режиссеры и композиторы проживают. И прочие деятели культуры. Звезды театра и филармонии. Нам вон на ту пожарную лестницу, – кивнула она на дальнюю стену.

– Зачем?

– Надо.

– Да зачем надо-то? Чего ты крутишь?

– Ты хочешь что-то понять в этой жизни или нет? Или дурачком решил прожить? Слушай старшую сестру – набирайся ума.

– Мы какую-то гадость сейчас делаем, да? – возмутился Савва.

– Вся жизнь – одна большая гадость.

– Ответь, – потребовал он.

– Не отвечу, но обижусь, – предупредила Лилит. – Будешь завтракать, обедать и ужинать в гордом одиночестве. Честное слово. Да что ты за парень такой, что боишься на пожарку залезть?! – теперь уже со всем пылом возмутилась она.

– Да не боюсь я!

– Тогда лезь!

– Ладно, полезли, – сдался он.

Он обреченно вздохнул. Чего сопротивляться? Если Лилит чего-то хотела получить, она это получала. От парней, от брата. От кого угодно. Только не от матери. От той она хотела любви, но так и не дождалась подарка.

Сестра кивнула на лестницу, доходившую им до колен.

– Лезь первый, а то будешь мне под юбку заглядывать.

– Да не буду я заглядывать, – возмутился Савва.

– Будешь-будешь, – кивнула она. – Лезь, говорю. А я за тобой.

– А докуда лезть-то?

– Видишь два окна слева, у стены, едва горят?

– Ну, вижу.

– До их уровня.

– Зачем?

– Сказала надо – значит, надо.

Савва поднялся на пару метров, Лилит ловко поспевала за ним. Через полминуты они, как две обезьянки, висели на одной лестнице.

– Ой, а у меня театральный бинокль с собой оказался, – нарочито наигранно сказала Лилит. – Подарок матушки, заступницы и распутницы. Мелочь, а приятно. Виднее будет. Это все Гоша для меня устроил. Он тот ищейка. Проследил путь заслуженной актрисы Жанны Стрельцовой от работы до нового дома.

– До какого нового дома?

– А почему, ты думаешь, мать не живет с тобой под одной крышей? Почему, ты думаешь, она бросила тебя, как и меня когда-то? И почему она не пригласила тебя пожить с ней? Ладно – я. Порченая тварь. Почему тебя не позвала?

– О чем ты?

– Да все о том же. О репетиции. О продолжении сцены.

– Я хочу спуститься, – потребовал Савва.

Лилит отрицательно покачала головой:

– Я тебе не дам.

– Как это?

– А так, вначале надо будет сбить меня с лестницы. Как грушу. Только бей крепче, если что, – приторно улыбнулась она. – Я стойкая.

– Ты меня злишь, Лиля.

– Я тебя учу уму-разуму, Саввушка. – Она нацелилась биноклем на окно. – Значит, я шалава, да? Значит, это я все гублю? А вы, матушка, трудоголик, да? О! Каждый день как по часам. Иди сюда – смотри!

– Не буду, – запротестовал Савва.

– Говорю: смотри! – Она впихнула в его руки бинокль. – Это ты меня злишь, братец! Упрямством и глупостью!

– И что там?

– А ты смотри, смотри. Там аттракцион. Репетиция нового спектакля на квартире у главного дирижера филармонии, народного артиста СССР Вадима Вадимовича Окунева. Да смотри же, не будь тряпкой. Так приспичило, что даже рубашку снять не успел. Умеет актриса работать!

Но ему и самому теперь хотелось увидеть это. И он увидел. Сцену в приглушенном свете огромного ночника в форме слона, гордо стоявшего на тумбе. Действие разворачивалось на большом кожаном диване главного дирижера. Крупный косматый мужчина в рубашке, но без штанов лежал в объятиях женщины, которая оплела его голыми руками и ногами. Впрочем, она тоже не сняла платье, только задрала его повыше.

– Надеюсь, у них утюг-то есть, – усмехнулась Лилит. – А то ведь изомнутся все, как мочалки будут.

Космач интенсивно дергался на полуобнаженной даме, но и та лихо помогала ему. Савве вдруг стало нестерпимо гадко и мерзко. Это не тетю Зою на кухне увидеть в плену мужских рук. Тут похуже! Особенно жутко было видеть, как женщина накручивала бедрами под косматым мужчиной. Какие петли делала под ним.

– Это не мама, – покачал головой Савва.

– Это наша мама. Будь спокоен. У нее сейчас репетиция по расписанию. У нее сейчас танго, как она сказала. Разве плох танец? И так каждый божий день.

– Это не она – я не вижу лица.

И только он сказал это, как женщина вынырнула из-за косм мужчины, повернулась лицом в сторону окна. Но она сейчас ничего не видела – она исполняла свое танго с закрытыми глазами. Может быть, от удовольствия, а может быть, чтобы не видеть озверевшее от страсти лицо дирижера, нависшего над ней. И хотя в кабинете был полумрак, невозможно было перепутать ни ее черты, ни черные волосы, разметавшиеся в стороны. Савве хотелось сбежать, но и смотреть хотелось тоже. Так иногда притягивает взгляд изощренное уродство, от которого нельзя отвести глаз.

– Смотри-смотри, она хороша в своем деле, – усмехнулась Лилит. – Уж я-то знаю.

– Откуда?

– Оттуда.

Мысль, что Лилит проделывает то же самое со своими парнями, еще больнее уколола его. Но он проглотил и эту пилюлю. Сейчас ему просто не хотелось жить. Куда он ни наступал, его везде ожидал капкан – из таких вот петель бедрами, из жадных рук, из предательства. Ему вдруг захотелось отпустить свои руки и свалиться с этой лестницы вниз. И про все забыть. Но до асфальта было всего два метра, он бы просто ушибся, получил бы сотрясение мозга, может быть, сломал бы руку или ногу и стал бы еще смешнее и нелепее. Поэтому оставалось закрыть глаза или смотреть в окно – и он смотрел…

Брат и сестра, затаив дыхание, он – с горечью и отчаянием, она – с ненавистью и злорадством, дождались окончания бурной сцены, страстного танго, и только тогда Лилит мрачно спросила:

– Ты доволен?

Савва молчал.

– Доволен, спрашиваю?

Он упрямо молчал.

– Ты не должна была приводить меня сюда. Не