Шрифт:
Закладка:
– Мой брат убьёт тебя, если снова увидит рядом со мной. И если при тебе будет нежачья шкурка, – добавила Мавна, краснея. Будто бы угроза от Илара точно должна была склонить Варде к выбору.
– Что ж. Твой брат – надёжный мужчина. Береги его.
– Больше ничего не скажешь? И не сделаешь?
Покровители, как же Мавне хотелось скорее завершить этот разговор! Но исход тут мог быть только один: убедиться, что Вейка всё-таки слабоумный и всё напридумывал. Но Варде будто бы не спешил её переубеждать и что-то доказывать: стоял, просунув большие пальцы за пояс, и, чуть склонив голову, изучал лицо Мавны водянисто-зелёными глазами. Сколько раз она описывала лицо в церкви, и каким неуловимым оно ей казалось! Невзрачные, будто смазанные черты быстро забывались, но всё же на него отчего-то хотелось смотреть.
– Скажу, – наконец ответил Варде. – Но не сейчас. Приходи, как стемнеет, во двор за кузницей, там будет тихо. И про брата твоего скажу.
– Что ты можешь сказать про Илара?
Варде грустно качнул головой:
– Не про него. Про другого.
– Про… – Мавна осеклась, в груди внезапно закончился воздух. Она беспомощно обернулась на Купаву, будто ища поддержки у подруги, и почувствовала, как ноги начинают слабеть. Варде осторожно тронул её за локоть, помогая устоять.
– Не волнуйся, – произнёс он с неожиданным теплом. – Просто приходи.
– Ты тоже его слышал? – шепнула Мавна, разлепив пересохшие губы. – Слышал ведь?
Варде грустно улыбнулся – тонкие губы растянулись ещё тоньше, на одной бледной щеке появилась едва заметная ямочка.
– Не знаю, о чём ты. Но выглядишь встревоженной.
Мавна растерянно опустила глаза. Под ногами скользнула медяница, сверкнув бронзовыми чешуйками на боках. На секунду показалось, что мир стал зыбким, шатнулся, чтобы вновь встать на своё место. Дурочка. Бестолковая дурочка. Зачем спросила про Раско? Но ей же не могло показаться… Мавна всхлипнула. Она совершенно не понимала, о чём ей думать. Что она сходит с ума? Как мать. Чернота в груди разбухла до таких размеров, что казалось, вот-вот хлынет изо рта.
– Пойдём, – позвал Варде, вырывая её из полусонного марева. – Подруга волнуется. А мы ещё встретимся позже. Главное, успокойся.
Мавна кивнула и вытерла нос рукавом. Пусть думает, что она неотёсанная деревенская девка, – плевать. Но Варде ведь правда сказал про Раско? Снова в голове всё начало мешаться. Мавна махнула Купаве рукой.
* * *
Вечер наступил неожиданно быстро: Мавна вернулась в деревню, перебросилась парой слов с Иларом, проведала мать, зашла в пекарскую к Айне, а выглянув в окно, увидела, как свет тускнеет, превращаясь из мутного золота в серую хмарь.
Накинув душегрею, Мавна крадучись спустилась с крыльца и подумала: «Дурочка, чего крадёшься? Подними голову да иди». Но плечи сами собой приподнимались, спина сутулилась, а ноги хотели семенить скорее, лишь бы скрыться за поворотом и никому не попасться на глаза.
Варде ждал у кузницы, как и обещал. Крапива тут так разрослась, что доходила ему до плеч, и парня почти не было видно: хорошо, никто не должен заметить. Да и кузнец, отец Купавы, уже должен быть дома. Мавна мельком взглянула в оконце под самой крышей: так и есть, не горит свет в мастерской, значит, можно не переживать так сильно. Сбавила шаг, а то Варде ещё подумает, что она спешила к нему… Сердце начало колотиться быстрее: а вдруг правда про Раско расскажет?
– Хорошо поработали. – Вместо приветствия Варде кивнул подбородком в сторону ограды. Выбитые брёвна и правда все успели заменить, но почему-то Мавну это не успокаивало. Она-то помнила, с какой лёгкостью вылетали старые, куда более крепкие и толстые, а эти, только-только ободранные от коры и ещё не посеревшие, выделялись как юнцы в строю матёрых вояк.
– Н-да. – Мавна сплела пальцы и поднесла руки ко рту, чтобы хоть чем-то занять. Давно она так не суетилась, словно в ожидании вестей о Раско куда-то вдруг подевалась та заторможенная Мавна, которая была весь последний год.
Варде указал рукой за угол и скрылся в плотной тени за кузницей. Поколебавшись, Мавна шагнула за ним. Искоркой вспыхнула злость: он что, играть с ней вздумал?
– Говори, зачем звал, – недовольно отрезала Мавна. – Что ты знаешь о Раско? Зачем носишь шкурку? Я устала.
Варде завёл длинные руки за спину и несколько раз неспешно прошёлся вперёд-назад по двору. Отсюда был виден угол дома Купавы и хлев для скота. Мавна недовольно шикнула и стянула потуже концы платка. Поднимался ветер, темнело, и ей становилось ещё более неуютно.
– Почему ты молчишь? – спросила она.
Варде остановился и поднял на неё взгляд:
– Что я должен сказать?
В груди Мавны шевельнулся гнев – забытый слабый огонёк, который тут же угас в болоте привычной тоски.
– Правду про себя. Откуда ты такой взялся. Что ты – нежак. И… Про Раско.
Глаза Варде сверкнули – растерянностью, даже страхом, а потом он медленно моргнул, и этот блеск пропал. Он остановился, не подходя ближе к Мавне.
– Суровое начало разговора. Но так даже лучше. Только прошу, хотя бы не называй меня нежаком. Мы – помнящие.
Вот так. Даже не стал ничего отрицать. У Мавны подкосились ноги. Она отступила, едва не споткнувшись, и вошла спиной прямо в заросли крапивы, но даже не почувствовала, когда жгучие стебли хлестнули её по щиколоткам.
– Не бойся, – взмолился Варде. – Пожалуйста. Выслушай меня. Я расскажу про Раско, обещаю.
В голове билась лишь одна мысль: бежать, скорее бежать, пока он не превратился в упыря и не выпил её кровь. Ноги не слушались, приросли к земле, сердце заходилось в череде глухих ударов. Мавне показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она едва видела, как Варде сделал шаг ей навстречу. Хотела закричать, но не смогла произнести ни звука.
– Тише. – Пальцы сжались на её локте. – Не надо. Прошу. Разве я был с тобой жесток?
«Не трогай меня. Исчезни. Убирайся из деревни», – хотелось крикнуть, но слова терялись где-то на полпути. Мавна с ужасом представляла: прямо сейчас на улицах играют дети, девушки собираются друг у друга в гостях, чтобы обсудить прошедший день за самоваром, а у них под носом ошивается упырь. Тот, который смог прикинуться человеком. Как она вообще могла пойти с ним?!
Лицо Варде оказалось так близко. Мавна с ужасом всматривалась в его черты, но так и не могла пошевелиться, словно окаменела. Чуть кривой нос, тонкие губы, впалые
