Шрифт:
Закладка:
– Малица, – робко начала она. – Ты помнишь гадание на Карачуна?
Малица хмыкнула:
– Как не помнить. Набились все в мою светёлку, как сороки, глазищи вытаращили.
– Ты тогда сказала мне… – Мавна пригубила взвар и вздохнула. Нужно было спросить Малицу, да только Илька смущала, не сводила тёмных глаз. – Сказала, что мой суженый…
– Я помню, – прервала её Малица. – Я всё помню. И от слов своих не откажусь. Что увидела, то увидела, время вспять не воротишь.
В животе у Мавны стало пусто, и даже горячий взвар перестал согревать нутро. Она-то надеялась, Малица скажет, что пошутила, или признается, что вовсе не умеет гадать. Но вот как, значит.
– И что ты имела в виду?
– То, что показала свеча. Твой жених будет утопленником.
– Мертвецом?
Малица мотнула головой:
– Ты не мути, девка. Что узнала, то и говорю. Как за мертвеца замуж пойдёшь? Так не бывает. Но свечи никогда не лгут. А их-то я понимаю.
Мавна беспомощно посмотрела на Ильку. Та продолжала сидеть, склонив голову. Вспомнился разговор про шкурку. И кажется, не одной Мавне.
– Ты про того, который из заболотских? – спросила Илька. – У которого шкурка на поясе? Он – твой жених-утопленник?
Мавна молча кивнула, уставившись в стол. Она бы рассказала всё, будь Малица одна – или Илька одна, но двоим сразу… Нет, это было слишком тяжело.
– Не тяни уж, самой же хуже, – буркнула Малица, пододвигая к Мавне миску с пастилой – тёмно-красной, из зимней клюквы. – Сидишь вся бледная, дрожишь. Про мертвецов говоришь. Про шку-урки.
Шкурки.
Такое безобидное слово, но после него у Мавны сильнее затряслись руки. Она зажмурилась и проговорила:
– Я привела в деревню упыря.
Она ожидала вскриков, возмущения, обвинений. Ожидала, что Малица схватит её за воротник и выволочит из избы. Но ничего такого не произошло.
– Как привела, так и уведёшь, – спокойно ответила Малица. – Пастилу-то ешь.
– Как… уведу?..
К Мавне подсела Илька и заговорщически – вовсе не враждебно – склонилась к уху.
– Сожги шкурку, – шепнула она. – Тварь и издохнет.
Мавна медленно, будто во сне, подняла на Ильку глаза.
– Издохнет?
Ей не хотелось, чтобы Варде издыхал. Ушёл, оставил её в покое и больше не появлялся рядом – да, конечно. Но желать ему смерти… Она ведь даже не видела его упырём и не могла точно ответить, насколько он опасен. Или могла? Ещё недавно у неё подкашивались ноги от страха, когда тусклый месяц подсвечивал белёсые волосы и зелёные глаза.
Малица поняла её вопрос по-своему. С кряхтением подвинув поближе вторую скамью, уселась по другую сторону от Мавны и сложила перед собой пальцы в замок.
– Если он упырь, тот, кто из болотника вырос, то без шкуры промучается и сдохнет. Как и всякая тварь. А если простой парень, который просто решил цену себе набить, то ничего с ним не сделается. Вот и проверишь.
Мавна беспомощно уставилась на Малицу, не зная, что ей возразить. Отобрать шкурку? У Варде? Каким же, интересно, образом…
– Ты думаешь, он может врать?
– Мужчины часто врут, – пожала плечами Илька, и Мавне пришлось повернуться к ней, отвернувшись от Малицы. – Может, приукрасил, а ты сидишь ни жива ни мертва.
«Но может же быть, что это из-за меня упыри пришли в деревню», – хотела сказать Мавна, но ей не хватило духу. Она уцепилась за эту мысль: Варде солгал, он может быть пусть странным, но всё-таки человеком. Но тут же всё рассыпалось, как истлевший осенний лист: Варде говорил про Раско, про болотного царя, звал замуж. Ради забавы такое не скажешь.
– Ты не переживай, – добродушно прошамкала Малица. – Наши мужики тебя в обиду не дадут. Ночью все будут в дозоре, ни один упырь не проскочит, даже если хоть красавцем писаным прикинется. Всё образуется. Ты слишком переживаешь в последнее время, смотреть больно.
Тёплая рука легла на плечо, и Мавну захлестнуло чувство благодарности. Кем и чем бы ни был Варде, она сможет с ним разобраться. И может, даже выяснить всю правду о Раско.
– Я пойду. Спасибо, – проговорила она ломким от слёз голосом, поднимаясь с лавки. Ещё немного, и снова расплачется, а показываться в таком виде перед Малицей и Илькой не хотелось. Они и так наслушались от неё всякого – про упырей, про мертвецов, про шкурки. Достаточно с них. И с Мавны тоже.
* * *
В деревне брехали собаки, только толстый пёс Малицы лениво водил носом и бурчал, не вплетая свой голос в общий гвалт. Мавна обхватила себя за плечи: из-за лая стало неуютно, будто, пока она сидела у Малицы, успело что-то случиться. Хотя люди уже заперлись по домам и выходить вроде бы не спешили, да и летний вечер хоть и пробирался сквозь одежду промозглыми пальцами, но всё же был спокойным. Она опасливо обернулась по сторонам, но не заметила ничего, что могло бы побеспокоить собак. Ветер шевелил кусты, от шиповника пахло тонко-сладким, а от окраин, наоборот, тянуло сырым деревом ограды и илисто-мшистым духом болот.
– Мавна, – тихо позвали из-за крушинового куста.
Мавна остановилась. Сердце подпрыгнуло к горлу. Дурной знак – услышать своё имя в вечерний час, вдруг полуночницы нагрянули раньше и заманивают к себе?
– Подойди. Прошу.
Она огляделась по сторонам. Никого не было видно на улице, в соседнем дворе возились в коровнике, в доме напротив зажгли свет. Мавна не сдвинулась с места.
– Покажись.
Из-за куста выступил Варде, суетливо поправляющий рубашку у ворота, будто она его душила. Он выглядел бледнее обычного. Мавна протяжно выдохнула и нахмурилась.
– Снова ты?
– Снова я. По делу.
– Но мы же условились…
– Про утро, да, я помню. – Варде воровато огляделся и кивнул на проход между домами, заросший полынью. – Отойдём.
– Я не могу постоянно прятаться с тобой по углам, – начала отпираться Мавна. – Хватит за мной ходить! Продыху не даёшь.
– Последний раз. Быстро скажу и уйду, – пообещал Варде, проходя боком между двумя плетнями. Он придержал жёсткий стебель, чтобы не стегнул Мавну по лицу, и свернул за хлев. Отсюда была видна деревенская ограда и открытый клочок неба – более розовый, чем ему полагалось быть вечером.
Варде прошёл дальше, рукой дав Мавне знак стоять на месте. Вытянулся в струнку, всматриваясь в даль.
– Что-то случилось?
– Вот-вот случится… Послушай меня. И смотри.
Мавне показалось, будто
