Весь сентябрь шла подготовка к зиме и на уровне кратно возросшего населения суеты лишь прибавилось. Одна заготовка топлива чего стоит.

Но в этом году мы были гораздо умнее, чем в прошлом. Опять же, сильно помог Есенин, который оказался хозяином похлеще меня, Петровича и Савельева, вместе взятых. Он отыскал старые схемы Челябинских угольных шахт и бросил все силы на их разработку. Так что теплом на зиму мы точно обеспечены, однако добыча и транспортировка требовали немалых усилий. Здесь и пригодились новоприбывшие.

В октябре ударили первые морозы, но мы уже были к ним готовы. Продукты в закромах, притом не только для людей, скотина тоже обеспечена пропитанием на весь холодный период. А за прошедшее лето поголовье удалось увеличить вдвое, и уже к Новому году планировали первый пробный забой.

Из дальних земель вернулись разведчики, которые принесли как хорошие, так и не очень, новости. К хорошим относились те, что множество городов по сей день остаются брошенными и бесхозными. В некоторых теплится жизнь, но до нашего уровня организации большинству из них пока далеко. Есть и те, где жизнь схожа с нашей, но их единицы. Ну а ложкой дёгтя оказались Хизмэи.

Культ Инай распространялся по земле со скоростью вируса, захватывая умы и сердца людей. Они присутствовали почти в каждом поселении, где-то даже в сотрудничестве с правителями. Если так пойдёт дальше, то лет через пять, никто и не вспомнит старого Бога, а власть Хизмэев достигнет уровня Римской церкви.

На данном этапе всё выглядело скромно, тихо и мирно, но мы уже столкнулись с тем, что всё это лишь видимая часть. Как передавали шпионы, которые всё ещё продолжали вести наблюдение за соседями: «Опий успешно продолжает применяться во время служб». Ничем хорошим в итоге это не закончится, но уж лучше пусть всё это происходит под нашим контролем.

Петровича давно амнистировали, буквально через три дня. Ещё около месяца он смотрел на меня волком, да и здоровался сквозь зубы, хотя вид всегда делал доброжелательный. Но в мае стало просто не до обид, и он погряз в работе по самые уши. Я оставил его при себе — нечего на отдалении всякую ерунду в голове крутить. Вместо него руководителем в Тюмень отправил Савельева.

В общем, жизнь шла своим чередом и, казалось, что всё наладилось. До определённого момента, конечно.

По всем законам, в особенности природы, жизнь приходит в этот мир, не спрашивая на то нашего разрешения. Вот и Вику приспичило рожать прямо посередине ночи. А если учитывать то, что лёг я всего час назад, то можно сказать, в самом её начале — ночи, в смысле.

Проснулся я от мерных пинков. Не сильных и обидных, таких, коими всегда любят будить военные, а, напротив, скорее, неуверенные, будто кто-то не хочет беспокоить, и вроде как всё это происходит случайно.

— Ты чего не спишь? — всё же решил поинтересоваться я.

В голове я уже предполагал очередную пробежку на кухню за яблоком или ещё какую очередную ерунду. Крышу у Вики рвало ого-го, и номера могли происходить такие, что даже пьяному человеку в голову никогда не придёт. Но в последний месяц всё успокоилось, а я, честно говоря, уже привык жить, как на вулкане и постоянно ожидал какого-нибудь подвоха. Вот и дождался.

— Я, кажется, рожаю, — произнесла она таким голосом, будто скучный, однообразный пейзаж за окном описывает.

— Тебе кажется, — буркнул я и снова плюхнулся лицом в подушку.

Нет, я не хладнокровный и далеко не безразличный, просто момент «Волки!» уже далеко позади. Раз пять я таким образом подрывался, даже близких оповещал, и мы вместе галопом пёрли с Викой в лазарет. Ну а там, как водится, выяснялось: «Ложные схватки, показалось, так бывает и всё в подобном духе».

Ещё раз восемь это происходило в более спокойном формате. Вызывали на дом Виталия Александровича, но даже он предпоследние два раза приходил не спеша, а последнюю консультацию вообще по радиосвязи провёл. Ну вот такая она у меня… правда, что Ши́за.

— Не, походу, точно рожаю, — снова таким же тоном в полной темноте, притом выдержав паузу, добавила она.

— Щербакова вызывать? — спросил я в подушку.

— Да неудобно уже как-то, — неуверенно ответила та, и это стало первым тревожным сигналом.

— О как, ладно, пожалуй, для порядка его разбужу, — я всё же поднялся и нашарил рукой рацию.

Так, первый закон подлости: трубка оказалась разряжена. Я банально пропустил время запуска генераторов. Выбор невелик: или крутить «динамо», или топать ножками, и второй вариант гораздо быстрее по времени. Вот только одеваться…

— Ты куда? — в дверях появилась жена, придерживая живот рукой.

— Дойду до лазарета, там по-любому кто-то дежурит, — ответил я, натягивая куртку с капюшоном.

— А рация что? — подметила она. — Опять не зарядил?

— Ага, забегался что-то, — отмахнулся я. — Да тут идти два шага, я быстро.

— Спасибо тебе, Глеб, — вдруг произнесла она. — Я тут издеваюсь над тобой, как эта…

— Да ладно, — улыбнулся я. — Главное, что твоя крыша вернулась.

Я чмокнул Вику в нос и выскочил за дверь. Переобулся в ботинки у выхода на улицу, распахнул дверь и поёжился. Ливень хлестал такой, что даже зонтик вряд ли поможет — закон подлости номер два.

— Ну и приспичило же тебя родиться, — ухмыльнулся я и растянул над собой защитный купол, после чего поспешил к лазарету.

На смене обнаружилась Ирина Леонидовна, которую почему-то все называли просто — Леапольдовна. Бойкая такая женщина, но дело своё знает, не удивлюсь, если одной рукой роды примет, а второй гипс наложит и всё это одновременно. По сути, она руководила сестринским составом, плюс гоняла в хвост и в гриву учеников Щербакова.

Он, в свою очередь, относился к ней с большим уважением, и многие вещи доверял не глядя. Она прибыла к нам вместе с Челябинскими во время голодной зимы, и после этого Щербаков её больше не отдал.

— О, Глеб Николаич, ты чего посере́дь ночи? — спросила она и сама же ответила. — Никак опять рожаете?

— Да похоже на то, — усмехнулся я. — Посмотрите?

— Пошли, — без лишних вопросов та подхватила сумку, меня под руку, натянула плащ, и мы бодрой походкой двинули к нам домой.

Я прикрыл нас обоих от дождя, ну а дальше, как положено, переобулись, поднялись на два этажа вверх и застали стонущую от боли Вику в спальне. И тут началось.

Меня окончательно накрыло осознание происходящего, руки предательски дрогнули, сон окончательно слетел, а вместе с ним и здравый смысл.

Леапольдовна закружила вокруг жены, завалила её вопросами, ощупала, посмотрела и отправила меня за Щербаковым. Скорее всего, чтобы под ногами не мешался и не лез к ней с глупыми вопросами, например: «А это нормально? А так должно быть?»

Прикрыться от дождя я благополучно забыл, в подъезде переобуться тоже и замолотил в его дверь. Наверняка весь подъезд до кучи перебудил.

В отличие от меня, Виталий Александрович отреагировал спокойно, хоть и очень оперативно. Не прошло и минуты, как мы вдвоём шлёпали по грязи, но мне всё равно казалось, будто мы опаздываем.

Нет, успели вовремя.

Леапольдовна уже привела кого-то в помощь, они даже за носилками успели сбегать и сейчас перекладывали воющую Вику на них. Но дурдом на этом не закончился: я отобрал у Щербакова рацию и вызвал Толю, затем отобрал трубку дальней связи у него и поднял на уши Есенина в Челябинске.

В этот момент Вику пронесли мимо, и Толя за каким-то хреном решил справиться о её самочувствии. Леапольдовна остановилась, чтобы объяснить близкому другу обстоятельства, а вместе с ней зачем-то тормознули и санитары с носилками в руках. Секунд двадцать было слышно голос медсестры, а затем его перебил крик роженицы:

— Толя, бля, иди на хуй! Вытащите его из меня-а-а! Бля-а-а!!!

Рация выпала у меня