за неимением достаточного количества металла Бенвенуто.

Чезаре не отвечал. Казалось, его блуждающий взгляд что-то ищет. Еврей заметил в сторонке, в паре шагов от них, несколько ломов и молот, с помощью которых, судя по всему, и были установлены эти три группы. Он охнул в предчувствии страшного скандала…

– Вы мне поклялись! – с мольбой в голосе проговорил он, цепляясь за одежду Чезаре. – Поклялись Мадонной, синьор!

– Значит, Баччо повезло, – проворчал скульптор после непродолжительного колебания. – Сильно повезло, что я поклялся! Но если ты хочешь, чтобы я эту клятву сдержал, уйдем отсюда, ох! Уйдем сейчас же, Тюбаль!

Фатима провела их обратным путем, с испугом поглядывая на этого ошарашенного забияку, который с трудом подавлял рвавшиеся из его груди возгласы: «Бей! Жги! Громи! Вперед, на предателя! Смерть негодяю!» – и прочие сильные выражения, которые он любил выкрикивать в потасовке.

На сей раз еврей предложил ему проследовать в одну из комнат своего дома. Из окна открывался вид на зигзаги уже ночной улицы, где мерцали желтоватые огоньки. Тут, в уютной комнате, залитой мягким светом, Чезаре смог наконец свободно излить свой гнев в потоке слов. Тюбаль слушал его бормотание в полном молчании.

– Я убью его, этого Баччо, слышишь? До чего же ты был прав! Его статуя! Да, такую будут любить именно за ее недостатки, за все то, что в ней есть от мастерства ювелира, за то, что она выглядит столь тщательно доделанной!.. Черт возьми!.. Подумать только: меня обойдет какой-то малый в кожаном переднике!.. Да я его изничтожу! В муках будет у меня умирать. Доводилось мне убивать и менее скрытных, менее испорченных. Когда-то я и в налетах участвовал, в нападениях на разные лавчонки… Убивал и за меньшее, нежели это!.. Я убью тебя, Баччо, укравший мою славу!..

– И что это вам даст? – спокойно спросил Тюбаль. – Ему достанется еще больше славы, а вам – еще больше позора.

– Черт подери!.. Действительно, нужно было уничтожить статую. Тебе следовало позволить мне разбить ее на куски. Достаточно было бы и того, если б ее не оказалось завтра на площади…

– Согласен. Но если бы вы ее разбили, вас бы уже задержали. В галерее было полно народу.

– Тогда, может быть, ночью? Что скажешь? Как насчет ночи?..

– Ночи? Забудьте об этом! Они будут пировать до утра.

– Тюбаль, Тюбаль… Почему ты предупредил меня так поздно!

– Я не знал. Честное слово, клянусь головой моего отца, я не знал, совсем ничего не знал… Но, право же, мессир, отыграетесь в следующий раз. Вам еще повезет.

– Нет, – возразил Чезаре. Его голос снова сделался серьезным и глубоким. – Я слишком стар. Слава, она, как и Кьярина, девушка молоденькая. Им нужны столь же молодые любовники. Ставки были слишком высоки. Я сыграл – и проиграл. Моя «Андромеда» – лебединая песня, цветок алоэ![114] Теперь, когда она создана, мне остается только умереть… – Голос его дрожал. – И она всего лишь из хрупкого гипса! Едва ли она меня переживет. Последующие поколения не смогут воздать ей должное… Никакой тебе славы, Чезаре Бордоне!.. Так что все кончено. Я всегда мечтал умереть в объятиях статуи, как Петрарка, который ушел из жизни с пером в руке. Вот и настал момент.

Еврей аж подпрыгнул:

– Что?

– Совсем забыл, – продолжал Чезаре с печальной улыбкой. – Мои долги! Я должен их выплатить! Что ж, Тюбаль, успокойся. Я останусь жить, чтобы заплатить их.

– И как вы их заплатите? – спросил ростовщик. – Если завтра вечером я не получу мои тысячу четыреста шестьдесят дукатов, помимо ваших неудач мужа и скульптора, мой бедный мессир, вы, знаете ли, сможете познать и огорчения… тюрьмы.

Совершенно опешив, Чезаре содрогнулся:

– Да что такое ты говоришь? Что такое ты говоришь, Тюбаль?.. Я? В тюрьму?.. Ты смеешься?.. Не отвечаешь?.. О! Я вижу, у тебя в голове уже зреет некий скрытый покамест план…

– Да нет же, нет же…

– Неужто ты готов дать мне отсрочку? Я буду работать не покладая рук! Стану делать портреты обычных горожан… Нет?..

Тюбаль, чувствуя, что за просьбой вот-вот последует угроза, решился:

– Послушайте. Ответьте честно. Вы хотите, чтобы я аннулировал этот заем? Хотите не только порвать свои расписки, но еще и заработать столько же денег, сколько было у покойного Миланелло, для которого герцогское жалованье являлось самым незначительным из его доходов, у которого имелись огромные накопления, несмотря на его слишком тяжелые головы и скверную обработку материала?

– Что-что? – ошеломленно произнес Чезаре.

– Я слежу за вами с самой его смерти. Вы должны стать одним из первых в городе. Вы похожи на орла, эмблему Феррары; вы похожи на самого известного из феррарцев, на Савонаролу. Я хочу принять участие в вашей судьбе, дать вам лучшую часть наследия Миланелло, часть оккультную – золото.

Смеркалось. Бордоне молчал, пребывая в оцепенении.

Тюбаль неверно истолковал это молчание.

– Может, мессир, вы хотите, чтобы ваша «Андромеда» стала мраморной? Ха-ха!.. Только подумайте: чудесный вечный блок мрамора из Каррары или Пьетрасанты!

– На это уже нет времени, раз Баччо с его статуей должен завтра победить! – растерянно пробормотал Чезаре. В смятении своем он чувствовал, что речь идет о некоем тайном могуществе, которое можно было бы использовать. – От этой авантюры зависит мое имя. Я хочу славы, – произнес он слабым голосом.

– Я могу дать вам только богатство… Ну же, перестаньте изображать из себя ребенка! – Еврей подошел ближе. – Лудовико Ариосто, которому вы, мессир Бордоне, недавно завидовали, как-то попросил Доссо Досси пририсовать его к «Раю» работы Бонифацио Веронезе, украшавшему рефекторий церкви Святого Бенедикта. Знаете – зачем, мессир? Чтобы, как он говорил, всегда находиться в этом раю, не будучи уверенным, что попадешь в другой… Какого черта! Последуйте его примеру! Возьмите сначала богатство: уж лучше оно, нежели смерть или тюрьма. С ним вы сможете поухаживать и за славой. Она ведь молоденькая девушка, по вашим словам. Ее можно купить.

– Ее всегда покупают: ценой слез, ценой крови. Золото здесь не играет никакой роли… Но, как я вижу, дело весьма важное, Тюбаль, раз уж ты повел разговор издалека. Может, наконец, уже откроешь мне правду?.. Что нужно делать?

– Прошу вас, мессир, начните снова с небольшой клятвы!

– Я ничего никому не скажу. Я тебя не продам, еврей, слово христианина!.. Что нужно делать?

– Просто-напросто портреты – статуи, как можно более похожие на оригиналы. Вы сделаете их по памяти, точнее – по наброскам, в мастерской, которая находится здесь же.

Чезаре пришел в ужас. Он воскликнул:

– Статуи… Восковые статуи?..

Вместо ответа Тюбаль взял фонарь, зажег его.

– Пойдемте, – сказал он. – В погребе я храню