Взгляд его ни на миг не отрывался от статуи. Он постоянно потирал руки и не переставал исполнять один поклон за другим. Речь его была слаще меда.

– Они же у вас имеются, мессир, эти тысяча четыреста шестьдесят дукатиков? Хе-хе!.. Вижу по вашему достойнейшему лицу, что имеются!

Чезаре взирал на него с такой свирепостью, что старик даже попятился.

– Имеются ли они у меня, господи Исусе!.. Нет! Но к сроку они у меня будут, и другие тоже, которые не упадут в твою мошну! Они у меня будут, твои дукатики! Ты это знаешь не хуже меня, презренный крокодил! Ты знаешь, почему в прошлом году я просил у тебя деньги. Для расходов на мою статую. Я хотел получить и больше, желая, чтобы она была мраморная, но того, что ты дал, хватило только на гипс. Впрочем, что уж вспоминать это!.. Ты прекрасно знаешь: если я назначил срок платежа на завтра, то потому, что уверен: завтра я стану победителем. Именно завтра эта известковая масса станет центром внимания всей вселенной! Именно завтра мне достанутся две тысячи флоринов премии – и, вероятно, какой-нибудь аванс из моего жалованья.

– О, мессир! Если вы станете скульптором его светлости, я подожду!

– Если… Ты в этом еще сомневаешься, старый козел? Ты разве не видишь мою Андромеду? Или она тебе не нравится?

Красные глаза сверкнули, щеки еврея зарделись. Он ответил все так же смиренно, но с неким пылом и будто говоря с самим собой:

– Разумеется, я ее вижу. И Тюбаль способен оценить ее по достоинству. Это прекрасный образчик и самая настоящая Андромеда. Я ее признаю́, даже если ее не признаю́т ни утес, ни цепи, ни морское чудовище, ни Персей верхом на его Пегасе. Все изгнанники с храбрым сердцем, все гонимые, что ждут спасителя, принадлежат к одной и той же расе. В жилах Андромеды течет кровь Иакова. И нет нужды тыкать в нее инструментом, чтобы я мог приветствовать в ее лице сестру Израиля… Восхитительная скульптура, мессир Бордоне, просто божественная!

– В добрый час!

Польщенный столь небанальной похвалой, Чезаре чванливо выпятил грудь.

– И, – продолжал заимодавец, – если добавить к ее достоинствам совершенство исполнения, произведение странным образом напомнит определенные фигуры из определенной гробницы…

– Я четыре года работал с Микеланджело Буонарроти, – заявил Чезаре Бордоне, – и чувствую, что моя Андромеда ему понравилась бы.

– И потом, признайтесь, мессир, у вас, несомненно, имелась несравненной красоты модель? Кто вам позировал? Хо-хо, но мне кажется… Уж не монна ли Кьярина?.. Боже всемогущий! Так ваша супруга вернулась, милейший? Слава Небесам!

Чезаре тотчас же показалось, что у него вскипает кровь, однако же было непохоже, что еврей издевался; к тому же этого господина следовало опасаться. Скульптор сдержался, опустил голову и сказал, уставившись на мыски своих туфель:

– Да, это она, но в то же время и не она. Понимаешь ли, будь она здесь, передо мною, моя статуя не получилась бы такой правдивой. Я ваял ее на основе прежних этюдов… Вот, смотри сам.

Он схватил набитые эскизами папки и продемонстрировал старику рисунки сангвиной, углем и пером, представляющие одну и ту же восхитительную девушку во всех возможных грациозных позах.

– А теперь вернемся к статуе. Видишь: у нее определенно не лицо безучастной модели. В нем отражено все мое отчаяние!

Он с силой ударил себя кулаком в грудь.

– Обманутая любовь? – полюбопытствовал еврей.

– Это еще был бы пустяк, Тюбаль!

– Невоплощенные амбиции?

– Да!.. – прохрипел Чезаре, однако тут же спохватился, просияв счастьем. – Но завтра!.. Ах! Завтра, мой дорогой друг, Провидение рассчитается с Чезаре по долгам, как и сам Чезаре – с Джакопо!

– Вы в этом уверены? – спросил старик с сомнением в голосе.

– А? Что?.. Ну конечно… Да и кто может одержать над ней верх? У меня есть лишь два конкурента: Пико Пиччи и Сципионе Триболо. Первый ваяет как каменотес, второй – как художник…

– Я видел их скульптуры.

– Да ну? Но как же приказ держать все в тайне?

– Я их видел, мессир. Пико Пиччи представляет фаянсовую статуэтку с тремя пальмовыми ветвями. Даже не поймешь, кто это: то ли Андромеда с драконом, то ли Ева со змеем-искусителем? Мне больше по душе творение Триболо, хотя его и можно назвать «Куртизанка, прислонившаяся к изразцовой стене». Отдаленно напоминает Империю, его нынешнюю любовницу. Слоновая кость и многоцветный мрамор, кабошоны, оправленные черной эмалью. Утес у него порфирный, цепи (скорее даже браслеты!) – серебряные. На лбу у героини – фероньерка! Чудесный фигурный торт, вполне аппетитный. Вы бы за него не дали и два каттрини.

Чезаре не смог удержаться от смеха.

– Ну что я тебе говорил! Вот видишь: мне нет нужды опасаться каменщика и золотых дел мастера!

– Мессир, вы только что произнесли ужасные слова. Сегодня эти люди – золотых дел мастера – являются законодателями моды.

Скульптор схватил его за руку:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что один лишь Триболо, раз уж он золотых дел мастер…

– Нет!.. Сеньор, отпустите, вы делаете мне больно!.. Нет! Между его Андромедой и вашей – разница слишком велика. Ошибиться тут невозможно. Ваша победит, пусть это и вызов преобладающему вкусу, признайте! Прежде всего, она кажется незаконченной, тогда как людям нравится завершенность. Вы на это ответите, что она похожа на утес, являя некое величие. Согласен! Но как быть с отсутствием атрибутов? Превосходнейший герцог, который желает получить нечто вроде «Персея», первым же примет вашу статую Андромеды за заготовку… Впрочем, сам материал, конечно, весьма скромный…

– Материалом был бы мрамор, пожелай ты этого! – проревел Чезаре Бордоне, выходя из себя. – Материалом был бы мрамор, назначь мне герцог жалование! Он еще больший дилетант, чем все ослы-евреи, которые только и могут, что брызгать слюной!.. Несовершенства моей статуи – ха-ха! просто умираю со смеху! – как раз таки и являются ее основными достоинствами! Да каждый это тут же заметит!.. Ах! Была бы она из белого мрамора!.. Очень скоро, уже завтра утром, Тюбаль, – слышишь? свиное ты рыло! – камергер Фрашино ее заберет, и завтра же казначей Джироламо Джилиоло выдаст мне две тысячи флоринов! Ха-ха! Слава и богатство – вот что меня ждет, кретин ты безмозглый!

– Держу пари на двадцать дублонов, что этого не случится, – спокойно промолвил еврей.

Чезаре в неистовстве набросился на него, и мощные пальцы ваятеля вонзились в тщедушные плечи.

– К чему ты, в конце концов, клонишь? – прорычал он. – Вот уже с четверть часа ходишь вокруг