Медик фыркнул.

— Жить будет. Возможно, долго. Флоний смертельно ядовит. Так же, как ирренций. А Хольгера надо как следует изучить.

— Осторожнее с изучениями, — Гедимин показал сармату кулак. Тот снова фыркнул и указал на дверь.

— Оставь нас в покое до завтра. Иди к своему реактору. А то взорвётся, пока ты здесь маячишь. Не бойся, никто никого не препарирует. Без особого разрешения куратора, по крайней мере.

Амос стоял у стены, когда Гедимин выходил; увидев сармата, он шагнул в проход, и Гедимин, забывший о нём напрочь, еле успел остановиться.

— Жив, — коротко сказал он, заглянув филку в глаза. — Жить будет. Сейчас отдыхает. Возвращайся в Химблок. До завтра нас тут не ждут.

…Линкен в досаде ударил кулаком о подставленную ладонь.

— Атомщик! Только ты его сегодня и видел. Меня медики прогнали.

— Интересные новости о флонии, — пробормотал Константин, пытаясь что-то найти в памяти смарта. — Даже очень… Выходит, он — избирательный радиопротектор? А раньше никто этого не замечал, потому что найти подопытного с омикрон-ожогами не так просто…

Гедимин вспомнил круглые, ничего не выражающие глаза Зелёных Пожирателей. «Они чуют радионуклиды,» — думал он. «Поэтому тот червяк полз к Хольгеру. Понял, что в его теле есть ирренций… Интересно, Ассархаддон уже всё знает?»

06 марта 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

«Я был у Хольгера,» — пришло Гедимину сообщение, стоило ему высунуться из-под экранов, блокирующих связь, и выйти к транспортному туннелю. «Он поправляется. Приходи.»

«Амос,» — Гедимину стало неловко. «Надо же мне было вчера забыть его в коридоре…»

В этот раз он ехал в медотсек один — если не считать Стивена и его отряда. На глаза они не лезли, предусмотрительно держась за спиной сармата. Была надежда, что и в медотсек они не полезут — там Гедимин хотел их видеть ещё меньше, чем в «реакторной яме».

В десяти шагах от распахнутого люка медотсека сармат остановился. Из помещения доносились знакомые голоса.

— Это важнейшее открытие, Хольгер, — говорил Ассархаддон. — Я с этим не спорю. Я лишь говорю, что вам не следовало ставить опыты на себе. Вы — исследователь. Подопытных крыс у нас хватает.

— Что бы вы и я об этом ни думали — эксперимент уже поставлен, — отвечал ему Хольгер без малейшей дрожи в голосе. — Флоний в моей крови, его действие изучают медики. Пока он там, этим нужно пользоваться. Я сам согласился на повторный приём хлорида. И я дам согласие на умеренное облучение, как только это понадобится.

— Я знаю, что вы дали согласие, — отозвался Ассархаддон. — Только поэтому вы, Койнех, ещё живы. Впредь сообщайте мне об опытах такой важности заранее, а не через день.

Что ответил медик, Гедимин не расслышал, — куратор, выждав пару секунд, заговорил вновь.

— Эксперимент с хлоридом будет для вас последним, Хольгер. Вас выпишут завтра же, оставив под небольшим контролем. Здесь нетрудно найти подопытных, и незачем подвергать опасности наших учёных. Первой группой для испытаний флония станут ваши охранники. Вы получите новый отряд, как только отсюда выйдете.

Гедимин вздрогнул и, выйдя из-за стены, шагнул в открытый проход. Ему в грудь тут же упёрлись стволы турели.

— Что? — Ассархаддон оглянулся через плечо и шевельнул ладонью в приветственном жесте. — Heta!.. Заходите, Гедимин. Мой разговор с Хольгером уже закончен, и я не буду мешать вам.

— Стой, — Гедимин сдвинулся в сторону, загораживая открытый люк. — Что ты хочешь сделать с Хольгером? Что с ним уже сделали?

— Ничего опасного, Гедимин, — спокойно ответил куратор. — Его жизнь и здоровье вне опасности, его готовят к выписке. Очень скоро вы встретитесь в лаборатории. Видимо, я должен попросить прощения за своих… представителей фауны Ириена. Моя оплошность, что они оказались в медблоке. Впредь такого не повторится.

Аккуратно отодвинув Гедимина с дороги, он вышел. Гедимин оглянулся было на него, но его окликнули, и он, забыв об Ассархаддоне, развернулся к Хольгеру.

— Выпустили? Всё хорошо?

Он обнял химика, стараясь не сжимать его слишком сильно. Сегодня Хольгеру выдали жёсткий белый скафандр со знаком биологической опасности на груди и спине, — что-то из оборудования медотсека.

— Биозащита, — пояснил химик, прикоснувшись к нагрудному знаку. — А скоро мне вернут и тяжёлый скафандр… Всё-таки я не понимаю, как ты можешь носить его, не снимая!

— Лучше скажи, что за опыты на тебе ставили, — сармат недобро сощурился на медика — возможно, Койнеха, но тот лишь фыркнул и повернулся к нему спиной, не собираясь ничего объяснять. — Ты правда на них согласился?

Хольгер весело хмыкнул.

— Опыты? Громко сказано, атомщик. Когда меня обследовали, Койнех предположил, что флоний — радиопротектор. И пока я под его действием, надо это проверить. Я согласился, и мне ввели дозу хлорида ирренция. И ещё немного нанесли на кожу — вот здесь.

Он показал на сгиб локтя. Под скафандром ничего было не видно, но Гедимин заметил, что Хольгеру не больно сгибать руку и прикасаться к ней — а значит, обошлось без ожогов.

— И верно, работает, — признал Гедимин не без удивления. — Значит, слюна этих червяков… До сих пор не было лекарств от омикрон-ожогов, верно?

— Похоже, это — первое и единственное, — подтвердил Хольгер. — И как я мог отказаться от его испытаний? Вот это — действительно серьёзное открытие, атомщик. И абсолютно мирное.

Гедимин огляделся по сторонам и отключил коммутатор, встав так, чтобы его спина загородила половину камер. Хольгер, проследив за его взглядом, прикрыл собой оставшиеся.

«Если это — мирное вещество, ты его сделаешь?» — жестами спросил он. Хольгер мигнул.

«Никогда,» — ответил он. «Это не мирное вещество. Из него проще сделать яд, чем лекарство. Ассархаддон обойдётся.»

07 марта 37 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

— В скафандре? Ну наконец-то