хотели сделать замок идеальным — удобным для жизни в нём и одновременно неприступным для врага. И за века надстраиваний и переделок, за века совершенствования всё в нём оказалось так продумано, испытано, устроено и переустроено, что лучшего замка, лучшей цитадели, кажется, и придумать было невозможно. Всё в замке оказалось крепко увязано — и службы, и укрепления, и жильё, и склады — и всё служило друг другу. И потому любой штурм Радбург мог отразить даже небольшими силами, любую осаду мог бы выдержать. Старинный замок Радбург следовало рассматривать как здоровый сложный организм, сотворённый Господом в мгновение высочайшего созидательного стояния и на вечную радость. И серединную башню в центре его можно было бы сравнить со всё увязывающим и за жизнь ответственным главным органом — печенью[41] о, не случайно орган этот расположен в середине тела!.. Замком семейство Аттендорнов владело уже лет тридцать, и нынешние хозяева тоже сделали немало, чтобы укрепить его: они углубили ров, сменили ворота, выковали новые цепи для подъёмного моста, укрыли стены и наружные башенки крышей, установили повыше пушки. И будь в Радбурге среди рыцарей хоть один поэт, он сказал бы, что Радбург — это мощное каменное колесо, которое уверенно катится из прошлого в будущее...

За этим вдохновенным монологом отца прекрасная Ангелика явно заскучала. Заметив перемену в её настроении, барон Аттендорн велел дочери отправляться спать, ибо время, сказал он, уже позднее, и юным девицам бодрствование во время оно вредно; у мужчин же, сказал, ещё найдутся важные темы для продолжения разговора. Ангелике не очень хотелось уходить, но, послушная воле отца, она безропотно поднялась со своего места. Поднялся и Аттендорн. Взяв со стола графин с вином и два кубка, он пригласил Николауса проследовать за ним на хозяйскую половину.

Глава 15

Бойся, брат-немец, бойся!

переди двинулся старик-слуга с двумя подсвечниками в руках, за ним — Аттендорн и Николаус. Такой же лестницей, что и по другую сторону от камина, они поднимались на галерею, откуда, похоже, был вход в покои хозяина замка. Краем глаза Николаус видел, как из полутьмы, со стороны кухни, вышли несколько слуг с большой тележкой и стали переставлять на неё со стола блюда.

Проходили мимо окон; синеватый свет позднего вечера едва пробивался внутрь и тут же угасал. Поэтому мраморную статую Мадонны, поставленную в нише на повороте лестницы, статую, о которой говорил накануне Хинрик, Николаус не успел рассмотреть. По холодному мраморному лицу Девы Марии только слегка скользнул свет свечей, и тёмная грузная фигура барона заслонила обзор. Николаусу показалось, что барон, проходя мимо статуи, почтительно и печально, на краткий миг склонил голову — получилось, как будто кивнул.

В покоях барона Николаус увидел всё те же массивные резные панели, старинные выцветшие гобелены. В углу было установлено вишнёвого цвета знамя барона на крепком, отполированном руками знаменосцев древке. Слегка склонённое древко давало возможность полотнищу развернуться. На потемневшем от времени шёлке был изображён герб Аттендорнов — каменная крепость с тремя зубчатыми башенками и два ангела, трубящие над ней. Между ангелами искрился и переливался вышитый бисером девиз «Suo loco» — «На своём месте»; сильный девиз, словно клятва рыцаря, которому всегда можно довериться как человеку чести, на которого всегда можно опереться в трудное время, ибо он непременно и хорошо исполнит то, что обязан исполнить, поскольку он на своём месте заслуженно и навсегда, и он здесь лучший, избранный, он здесь — рука епископа и глас Божий. По краям знамени Николаус рассмотрел бахромы, а на противоположном древку крае — язычок-schwenkle. Знамя это говорило о высоком положении Ульриха фон Аттендорна среди других рыцарей. Старый Аттендорн был рыцарь-баннерет, имевший древнюю привилегию вести во время битвы своё воинство под собственным флагом. У рыцарей рангом пониже, у рыцарей-бакалавров, такой привилегии не было.

Слуга поставил подсвечники на стол и тихо покинул покои.

Сев за стол и отодвинув в сторону книги и грамоты, что на нём лежали в беспорядке, барон наполнил кубки вином и один подал Николаусу.

— Вот ты вспомнил про язычников сегодня... Ах, Николаус, признаюсь тебе, как я уже от них устал. Эти подлые крестьяне все как один язычники. Хотя мы и обязываем их ходить в церковь, и они ходят, но сидят они там с отсутствующим видом, крестятся вяло, молятся без веры в глазах. Зато видел бы ты их глаза, когда они в лес смотрят. Это волчьи глаза. Работать не хотят, приходится розгами, кулаком выколачивать из них всё, что прописано в вакенбухе[42]. Кубьяс, который их порет на конюшне, жалуется иногда — руку от натуги не может поднять. Я устал управлять замком, хозяйством. Андреас в Риге, у него своя жизнь, свои заботы, и в Радбург он наезжает всё реже. Удо ещё слишком молод и легкомыслен. Приходится ждать, пока он повзрослеет. Но, похоже, повзрослению его я порадуюсь не скоро. Разве только мне удастся его пораньше женить. Однако пока о женитьбе он и слышать не хочет. Только и помогают мне управляться Фелиция и Ангелика.

Потом барон опять вернулся к старой теме: очень тревожился он из-за того, что Николаус задержался в пути.

Но Николаус заметил ему: не стоило так сильно волноваться; пока ещё они объехали все свои фактории в Литве — собирали товар, подсчитывали его и упаковывали, затем отправляли обозы в Ревель и Ригу, потом проверяли записи в книгах (ах! надеюсь, я не наделал ошибок и не оставил лазейки для лукавого конторщика!); пока ещё пережидали грозы и ждали, что дорога просохнет; пока ещё дожидались, что в полноводных речках после гроз вода спадёт, иначе не переправиться; пока ещё... да что говорить! кто часто путешествовал, тому известно, сколь много непредвиденных задержек может быть в пути — считай, за каждым поворотом таится какая-нибудь задержка: то лошадь захромает, то сломается ось, то треснет дышло, то простуда уложит в постель... С гружёным обозом ехать — это не верхом налегке.

— Однако не всё ещё я исполнил поручения отца, — Николаус достал из-под полы камзола грамоту в кожаном чехле; вынул грамоту из чехла и передал её в руки барону. — Вот, дядя Ульрих, вам послание от немецких полоцких купцов. Содержание этого послания мне известно только в общих чертах. Я не участвовал в его написании. В нём говорится: бойся, брат-немец, нового вторжения царя Ивана; всё у Ивана к тому готово. Кто что