– Конечно, русский! – бодро ответил ему мальчик, засовывая в рот кусочек хлеба.

– Какой же ты русский, если за всё время службы в храме ни разу не перекрестился! А может, ты и креститься-то не умеешь?

Поплавок дважды весело подпрыгнул и пошёл под воду.

– Подсекай, сынок! – мягко скомандовал отец.

Егорка потащил удилище на себя, и из воды показался растопыренный полосатый окунь.

– Ох, какой красавец! – радовался отец, снимая с крючка хищника. – Он такого червяка слопал! А как потянул?! Сразу на дно!

Отец и сын облюбовали этот речной плёс уже давно и всегда, лишь отец вырывался с работы, они шли только сюда. Тут с одного берега тянулась пологая песчаная дуга, и дно у реки было песчаным. Противоположный же берег был крутым, поросшим густым кустарником и камышом. Здесь среди лилий и кувшинок водились крупные окуни и щуки.

К рыбалке аккуратный отец готовился накануне: сматывал снасти и копал червя в чёрном от перегноя грунте у деревянного туалета. К реке они всегда приходили на рассвете. Река парила, и вода была тёплой, будто парное молоко. Рыба играла. То тут, то там раздавались весёлые всплески, образуя расходившиеся по воде круги.

Отец мальчика, страстно любивший рыбалку, облачался, будто в поход – во всё военное: синие галифе, сапоги и шерстяную офицерскую гимнастёрку без погон. В течение минуты в глазах Егорки он вновь становился воином – победителем фашистов.

– Пап, а на войне было страшно?

– Конечно, сынок.

– А ты молился?

Отец серьёзно посмотрел на сына.

– Бывало, – сознался он.

– А крестился?

– Нет, сынок. А почему ты спрашиваешь?

– А как же Бог знал, что ты русский?

– ???

– Дядя Саша, староста в храме, сказал, что если человек не крестится, то он – не русский!

– Ах вот в чём дело! – усмехнулся отец. – Дядя Саша пошутил. Мы с тобой русские, сынок.

Отец хорошо знал священника сельского храма, бывшего танкиста, награждённого за бои на Курской дуге орденом Боевого Красного Знамени. Бывший офицер, он потерял в войну всю свою семью и пошёл странствовать по свету, успокаивая потрёпанную лихом душу. Своё пристанище он нашёл в Боге. А Александр, староста храма, односельчанин, которого отец знал ещё по довоенному футболу, вернулся с войны с двумя орденами солдатской Славы, прошагав в пехоте от стен Сталинграда до самого Берлина.

В некогда большой семье Сосковых Александр был пятым сыном, а всего детей было восемь: пять мальчиков и три девочки. Из ребят с войны живым вернулся только он один.

– Мы с тобой русские, сынок! – повторил отец, доставая «Беломор».

Глава 2

Егор рос, как и все его сверстники-шестидесятники: в водовороте бардовской песни и непременном ожидании хорошего. Он неплохо играл на гитаре и был искренне влюблён в своих друзей, щедро наделяя их самыми лучшими человеческими качествами. А ещё он увлекался спортом: боксом, волейболом, борьбой – всем подряд, готовя себя к будущей возвышенной жизни, в которую был наивно заранее влюблён, и неясным, пока грядущим испытаниям. Лихолетье и послевоенная безотцовщина привели к всплеску преступности, в том числе и детской. Егора окружали многие, кто давно уже напрочь забыли свои имена, данные им по рождению, а откликались лишь на клички, полученные при своём «крещении» в блатной мир. Но сам он не был причастен ни к каким дурным делам. Они обходили чистого и увлечённого парня стороной.

В восьмом классе он в первый раз влюбился в отчаянную девчонку-сорванца, водившую дружбу только с мальчишками. Девчонка увлекалась парашютным спортом, была как смелой и решительной, так одновременно и безжалостной в оценках. Ради неё Егор записался в авиакружок при ДОСААФе. Высоты он не боялся. Всё его детство прошло в дворовых шалостях, среди которых игра в догонялки по крышам и стенам недостроенных домов, с обязательными прыжками с верхотуры на кучу с песком – часть повседневных развлечений пацанвы. Он быстро освоил прыжки с вышки, споро складывал парашют и был допущен к настоящим прыжкам довольно скоро. Когда их, первую группу, подняли над аэродромом на тихоходном, видавшем виды самолёте и перед Егором распахнулась дверь в небо, он, на секунду задохнувшись от страха, не подвёл – смело шагнул в пропасть. Странно, но как только Марина (так звали девочку) впервые заинтересованно взглянула на него, он вдруг абсолютно охладел к ней.

Однажды погожим летним вечером друзья сидели в дворовой беседке и Женька, друг Егора и одноклассник, играл и пел на гитаре для Марины и её подруг. Вдруг к ребятам подошла молодая женщина. Егор хорошо знал её. Женщину (вернее, девушку-студентку) звали Надежда, и она была первая красавица во всей округе.

– Ребята, не поможете мне? – обратилась она к друзьям, – Я вышла в подъезд за газетами, а дверь захлопнулась. Ключи же остались в дверном замке изнутри. – Её голос звучал расстроенно.

– А где вы живёте? – спросил Женька. Он был единственным, кто этого не знал. Женька был не из их двора.

– Вон там, видите открытое окно, на четвёртом этаже? – показала Надежда.

Наступило некое замешательство, но в следующую минуту Егор уже карабкался по стене, держась за водосточную трубу и тонкую газовую разводку, бегущую по периметру всего дома. Друзья с поднятыми головами застыли внизу. Сделав наконец последний осторожный шаг по карнизу в сторон у распахнутого окна Егор подтянувшись влез в комнату. Затем прошёл по пустой квартире до входной двери и, повернув ключом в замке, распахнул её. За дверью стояла запыхавшаяся Надежда. Её глаза восхищённо горели.

– Спасибо тебе! Какой же ты молодец! – и она, обняв его рукой за шею, поцеловала в щеку.

Егор готов был провалиться сквозь землю от стыда. Но вдруг он ощутил чувство гордости – ведь его впервые поцеловала девушка, да ещё такая красавица! Пролепетав в ответ что-то нечленораздельное, он вихрем слетел вниз по лестнице. Вот тогда он и поймал на себе впервые заинтересованный и удивлённый взгляд Марины. Но ему уже было всё равно.

После окончания восьмого класса их будущий 9 «Б» и сверстников из будущего 9 «А» послали в колхоз «на картошку». В то время, как и должно было быть, мальчики из 9 «Б» были поголовно влюблены в девочек из 9 «А», а мальчики из 9 «А» – в девочек из 9 «Б». Оба насмерть влюблённых друг в друга класса вселили в единственное в деревне общежитие. «Детей» пытались опекать, разместив на разных этажах, приехавшие с ними в колхоз учительницы, но вскоре то ли