Шрифт:
Закладка:
— А как она объяснила свое двухчасовое отсутствие? Этот вопрос на полиграфе ей задавался? — спросил Дуглас.
— Она ответила, что подрабатывала няней. Кстати, так она и заполучила этот оранжевый Pinto своей старшей сестры. Развела и сестру, и родителей на эту свою историю про эту работу.
— Находчивая, — проворчал Рэй.
— Однако тут такая штука. Узнав про полиграф, я попросил прислать мне по факсу протокол и отдал его на проверку нашим ребятам. Они сказали, что тест был проведен спустя рукава. Сказали, что при другой постановке вопросов или при более корректных вопросах результаты могли быть совсем другими. И одного этого было бы достаточно, чтобы оставить ее в списке подозреваемых.
— Местным копам определенно нечасто случается расследовать убийства, — заметил Дуглас.
— Поэтому далее нужно было составить психологический портрет и предъявить его следственной группе, подчеркнув все совпадения с подозреваемой, которую они вычеркнули. Но проблема была бы с самой этой подозреваемой. К тому моменту у нее образовалось бы достаточно времени, чтобы объяснить себе это нападение, внутренне оправдать совершенное убийство. Мы с таким уже сталкивались. Убийца включает психологический механизм самозащиты с мыслями вроде: «Она это заслужила, выскочка, избалованная хамка. Плевать мне на нее. Она заслуживала смерти».
— Да, верно, — сказал Рэй.
— Поэтому на нашем предыдущем совещании по делу мне потребовалась помощь Энн с постпреступным поведением. Я знал, что смогу заставить следователей допросить эту подозреваемую еще раз. Но нужно было что-то, что заставит ее расколоться. Необходимо было снова провести ее через все события того вечера, включая ее поступки и мысли, даже самые сокровенные. В противном случае результат был бы нулевым. Нам нужно было ее полное признание. Я передал следственной группе психологический портрет, составленный Энн. Она согласилась пройти повторную проверку на полиграфе в ближайшую пятницу. Но вот что было странно: четыре часа предварительного опроса, потом полиграф как таковой, и после всего этого девица не спешит домой. Ей хочется поговорить с полиграфологом. Когда ей, наконец, это удается, она говорит: «По-моему, вы считаете, что это была я». Он говорит: «Да».
— Все понятно, — сказала я. — У нее было достаточно времени, чтобы выстроить защиту и внутренне оправдать содеянное.
— Именно так я и решил, когда результаты легли на стол. Но потом выяснилось следующее: всю субботу и воскресенье она пыталась поговорить со своей матерью, но та все не находила времени. А в понедельник утром, перед уходом в школу, девушка положила на комод записку и сказала: «Мам, лучше прочитай это, когда я уйду на занятия». Это было собственноручно подписанное признание в убийстве Кирстен К.
— Интересно получается, — сказала я. — Можно ознакомиться с этой запиской? Уверена, там очень понятно описано, что побудило ее сознаться.
Уокер кивнул, взял со стола листок и начал читать:
«Дорогие мама и папа. Я два дня хотела рассказать вам про это, но я так сильно вас люблю, что мне слишком тяжело. Так что я нашла простой выход. Фэбээровец… считает, что это сделала я. И он прав. У меня вышло смириться с этим, но я не способна выкинуть это из головы. Я не могу все время обманывать, это выше моих сил. Пожалуйста, все равно любите меня. Я не смогу жить, если вы не любите меня. Я погубила свою жизнь и вашу, не знаю, что мне делать. Мне стыдно и страшно. P. S. Умоляю, не говорите „как ты могла и почему“, потому что я сама не понимаю и не знаю, почему я это сделала».
* * *
Утром 12 декабря 1984 года мама Бернадетты Протти прочитала эту записку, после чего ринулась в школу, забрала оттуда свою дочь и отвезла ее в полицию. Шестнадцатилетняя Бернадетта отказалась говорить с кем-либо, кроме полиграфолога Рона Хилли, который проводил ее тестирование на «детекторе лжи». Давая признательные показания, Бернадетта рассказала, что не планировала убийство, вышло недоразумение, и что она хотела лишь одного — считаться своей.
Согласно признанию Бернадетты, все было связано с вечеринкой, запланированной на 23 июня, на которую ее не пригласили. Она знала, что туда приглашена Кирстен К., и решила выманить ту из дому на якобы прием в члены клуба. По словам Бернадетты, она думала, что если покажется на вечеринке для избранных в компании одной из самых популярных в школе девушек, то и ее наконец сочтут своей. После того как на парковке у церкви выяснилось, что никакого приема в члены клуба не будет, Бернадетта сказала: «Зато я знаю про ту классную вечеринку. Давай мы туда и поедем». Сначала Кирстен согласилась, но затем произошло что-то, так и не получившее полноценного объяснения, что заставило ее передумать. Она обозвала Бернадетту говнючкой и вылезла из машины. Именно тогда Бернадетта решила, что должна что-то сделать с Кирстен. Она испугалась, что с подачи Кирстен в школе пойдут разговоры о том, что она не в себе. А неприятие окружения было бы для нее невыносимым. Бернадетта пояснила, что нож оставила в машине ее старшая сестра. Якобы она собиралась с друзьями на пикник, а потом просто забыла его в машине. Такая вот странная версия.
* * *
По окончании совещания я попросила Уокера уделить мне несколько минут. И в профайлинге, и в ОПА он был еще новичком, и я подумала, что мне будет полезно узнать его мнение об этом преступлении.
— Это удачный исход. Родителям будет хоть немного легче, — начала я.
— Наверно, ее бы так и не уличили, если бы она сама не сдалась.
— Может быть. Правда, трудно сказать, как на это повлиял твой план с повторным допросом. Но вообще-то я хотела поговорить не об этом. Меня интересуют твои общие впечатления об этом деле. И вообще, почему ты решил сосредоточиться именно на нем?
— В тесте Бернадетты на полиграфе было кое-что, что обращало на себя внимание, — сказал Уокер. — Мне бросился в глаза ответ на вопрос: «Считаете ли вы, что известность важнее убийства?» Было похоже, что внутренне она оправдала себя и использует это чувство, чтобы успешно пройти полиграф. Кстати, я выяснил, что в ходе
