Шрифт:
Закладка:
Олег, Гаврилушка, Мачупан[71]»[72].
Между 20 августа и 11 сентября в дневнике князя не было сделано ни одной записи. Возможно, это было связано с тем, что всё свободное время князя отнимало ведение полкового дневника, хотя не исключено, что дневник вёлся в отдельной тетради, которая позже была потеряна. Именно в этот период Олег Константинович получает назначение командующим 3-м взводом 2-го эскадрона Гусарского полка. Сохранилось воспоминание выпускника Полоцкого кадетского корпуса А. Лепёхи, случайно встретившего князя на фронте в эти дни: «Во время трагической гибели армий генералов Самсонова и Ренненкампфа я с моим разъездом Новороссийских драгун оказался отрезан от своих частей и, блуждая без карт, как затравленный зверь, пробирался по лесам на восток. Недалеко от г. Гольдапа я встретил лейб-гусарский разъезд в таком же растрёпанном виде, как и мой. Офицер сидел на пегой, обывательского типа лошади. Мы друг другу очень обрадовались. Молодой гусар, миловидный симпатичный корнет, загорелый, запыленный, много дней не мытый, первым делом заявил, что они все страшно голодны. Мой вестовой извлёк из седельного вьюка кусок сухого хлеба, обёрнутого в сомнительной чистоты тряпку – вероятно, по обыкновению хранил для меня – и предложил офицеру. Тот отломал кусок, а остальное передал своему вестовому. Пока он с видимым наслаждением грыз этот сухарь, мы делились впечатлениями пережитого и со всеми возможными предосторожностями двигались дальше. Его лошадь была убита, и он воспользовался «обывательской». На моё замечание, что он мог бы взять лошадь у своего вестового или иного разведчика, так как ему, как начальнику разъезда, нужна резервная лошадь, он ответил: «Как я могу отнимать у своих разведчиков самого верного и лучшего друга».
Этот ответ произвёл на меня впечатление, и я проникся глубоким уважением к молодому гусару. Тут же я обратил внимание, что и его подчинённые смотрели на него с какой-то особенной любовью. В его лице и манере говорить было что-то для меня необыкновенно знакомое и близкое, но я не мог припомнить, да и некогда было в этой сложной обстановке предаваться размышлениям.
Вскоре в деревне Ласкендорф мы присоединились к нашей отступающей, сильно потрёпанной пехоте. Начальник штаба, куда мы немедленно явились, заинтересовался привезёнными нами данными и стал записывать наши фамилии:
– Князь Олег Константинович, – ответил на вопрос мой спутник.
Я был ошеломлён и сконфужен. Сколько раз видал я его, Князя Императорской крови, – и не узнал.
Отдохнув 2–3 часа и подкормившись, чем Бог послал, мы разъехались, нагоняя каждый свою дивизию»[73].
После 11 сентября в дневнике всего несколько записей:
11 сентября: «Утром, в 8 часов, получено было приказание строиться за деревней на поле оставшимся эскадронам ввиду приезда командующего армией. Люди, оставшиеся с больными лошадьми ушедших на разведку эскадронов, тоже выстроены. Вскоре было приказано перевести полк на другую сторону деревни и встать около драгун. Погода стояла хорошая. Между шоссе и Кошанами на поле мы ожидали приезда генерала Ренненкампфа. Он поздоровался с полком и поблагодарил нас за усердную работу. После молебна, который был отслужен протоиереем Шавельским, была раздача орденов»[74]. Князь Гавриил Константинович вспоминал: «Когда приезжал генерал Ренненкампф, полк был выстроен в пешем строю, в резервной колонне. Я стоял на 4-м взводе. Ренненкампф приехал в сопровождении князя Белосельского-Белозерского, командовавшего при объявлении войны 1-й бригадой нашей дивизии. Но как только началась война, Ренненкампф прикомандировал его к себе. У Ренненкампфа был, как всегда, очень бравый вид. Офицеров он не собирал и отдельно с ними не разговаривал»[75].
Наступление русских войск в Восточной Пруссии остановилось 11 августа на линии Лабиау – Тапиау в 30 верстах от Кёнигсберга. Затем началось отступление на Олитскую позицию, и полк был переведён на левый фланг, с целью задержать продвижение немцев. В десятых числах сентября началось русское контрнаступление, и к 20 августа русские войска вновь подошли к границе.
12 сентября: «Эскадроны его величества в 4 уходят в разведку. В 8 1/2 часов выступаем по шоссе Езно на Вирбилишки. Я ищу еды и белого хлеба в штабе 4-го корпуса. Приехал Николаус (Ермолинский). Жратва: какао, бисквиты, омары и т. д. Вечером пели песенники 2-го эскадрона…»
13 сентября: «…Пришли в Сивиляны в 3 часа. Весь полк в разведке, кроме 2-го эскадрона…»
20 сентября: «Сегодня, 20 сентября 1914 года, обновляю эту книжку, снова увидев немецкую границу».
23 сентября: «…На север от Владиславов, впереди, ночью и утром гремят пушки. Мы отбили Ширвиндт, который сейчас занят нашей стрелковой бригадой. По словам прошедшего только что мимо нас раненого, немцы пытались вчера овладеть Ширвиндтом два раза».
24 сентября: «Идёт бой под злополучным Ширвиндтом… Раух находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны ещё пушки… Ночевали сегодня в Жарделе… Наш маршрут: Жарделе, Печиски, Блювы, Гудойце, Раугали, Рудзе, Бойтеле и Атмонишки…»
25 сентября: «Сегодня мы выступили в 8 час. Мороз. Делали рекогносцировку на Радзен. Шёл только один наш полк со взводом артиллерии. Передовые части вошли в город, из которого в это время выехало несколько велосипедистов. Дозорные по собственной инициативе поехали вплотную на велосипедистов. Убиты двое. Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой совсем бестолковой операции».
26 сентября: «Выступили в 8 час. утра. Предположено идти в Данен затыкать дыру, образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56-й дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя ещё до Владиславова. Слышны пулемёты и артиллерийские выстрелы… Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: «К коням!» Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию. Когда подошли лавой, то заняли фольварк. Додик и я на третьем, Голицын на втором, в Кушелев на первом (взводе)»[76].
Это последняя запись в дневнике.
27 сентября в районе д. Шарвинишки князь Олег был ранен. Обстоятельства этого события приводят в своих воспоминаниях Н.Н. Ермолинский и Г. Гоштовт. Также подробное описание случившегося в письме к матери князя великой княгине Елизавете Маврикиевне приводит взводный унтер-офицер Карлов, из эскадрона,
