некоторое успокоение. Чуть успокоившись, Его Высочество пытался весело разговаривать, интересовался сведениями из газет, слушал чтение газеты вслух, но всё это делал отрывочно. Из разговоров, не могу не отметить рассказ о ранении. «Гусарам дали знать», так приблизительно говорил Князь Олег Константинович, «что где-то поблизости появилась неприятельская кавалерийская дивизия. Поехали к ней навстречу и наскочили на разъезд. По приказанию командира, первый эскадрон пошёл лавой, затем пошли 2-ой и 4-ый, 3-ий остался при штандарте. Я вылетел вперёд и видел, как один немец начинает целиться. Заметив это, я повернул к целившемуся профилем, желая его объехать и атаковать сбоку. Раздался выстрел, я почувствовал сильнейшую боль и упал с лошади»[79].

По приезду в Вильно был собран консилиум, в который вошли проф. Цеге-фон-Мантейфель, проф. Мартынов, проф. Оппель и д-р Дитман. Было проведено тщательное обследование раненого, которое показало, что рана оказалась куда более серьёзной, чем представлялось ранее. Пуля не прошла на вылет, а пробила прямую кишку и осталась в мягких тканях, а дырочка, которую сперва приняли за выходное пулевое отверстие была пробита осколком пули или кости. Время было потеряно, у князя развилось заражение раны и крови от застрявшей пули. Требовалась срочная операция, хотя её успех врачи сразу же признали маловероятным. Операцию князь перенёс хорошо и вскоре пришёл в себя после наркоза.

«Около трёх часов дня раненый чувствовал себя очень хорошо. В это время он получил телеграмму от Его Императорского Величества Государя Императора о пожаловании ему Георгиевского креста и телеграмму от Верховного Главнокомандующего. Нужно было видеть радость Его Высочества! Он с гордостью показывал мне обе телеграммы, и я рад был принести ему свои поздравления. К вечеру состояние здоровья больного не ухудшилось. Надежда на благополучный исход болезни усилилась»[80].

Вечером раненого посетил Начальник Виленского Военного училища генерал-майор Б.А. Адамович, позже описавший эту встречу в письме отцу Олега великому князю Константину Константиновичу:

«Его Высочество встретил меня как бы «нетяжёлый» больной. Приветливо, даже весело, улыбнулся, протянул руку и жестом предложил сесть. Я заботился увидеть только состояние, чтобы сообщить Вам, и сделать посещение возможно короче. Войдя, я поздравил Князя с пролитием крови за родину. Его Высочество перекрестился и сказал спокойно: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведёт хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома». Его Высочество мне сказал, что вчера причастился. «Но вы скажите дома, что мне никто не предлагал. Это было моё личное желание. Я причастился, чтобы мне было легче». Оба князя сказали мне несколько восторженных слов о поведении солдат с ними вместе в боях. Князь Игорь прочитал брату телеграмму от Верховного Главнокомандующего. Выслушав, Олег Константинович перекрестился. Его Высочество был оживлён и сиял в счастливом для него сознании своих страданий. Мгновениями же были видны подавляемые им мучения»[81].

Вскоре и Н.Н. Ермолинский добрался до Вильно и встретился с князем.

29 сентября раненый стал проявлять признаки беспокойства, хотя врачи вначале и констатировали улучшение состояние. К 5 часам вечера должны были прибыть родители князя, однако поезд задерживался и прибыл только к 8 часам вечера. С 4 часов самочувствие больного резко ухудшилось, вскоре начался бред. Олег Константинович пришёл в себя на минуту, при встрече с родителями. Великий князь Константин Константинович привёз ему Георгиевский крест его деда.

«– «Крестик Анпапа!» – прошептал князь Олег. Он потянулся и поцеловал белую эмаль. Крест прикололи к его рубашке»[82].

Вскоре больной начал задыхаться и в 8 ч. 20 мин. вечера скончался. Решено было похоронить князя в его любимой усадьбе Осташёво. Панихиду по князю провели в местной Романовской церкви при огромном стечении народа. Позже движение траурного поезда часто прерывалось остановками, и повсюду местные жители с духовенством служили панихиды.

В день погребения Олега Константиновича были совершены панихиды во всех городах Российской империи. Архиепископ Харьковский Антоний обратился к пастве с речью, в которой обрисовал основные вехи жизни князя и обстоятельства его подвига и гибели[83].

Гибель князя была освещена в огромном количестве периодических изданий, как столичных, так и провинциальных. Приведём типичный текст, посвящённый Олегу:

«Памяти его высочества князя Олега Константиновича

Не хочется верить, что приходится сказать Его Высочеству князю Олегу Константиновичу на веки «прощай». С этой тяжёлой утратой нельзя примириться, невольно пытаешься воскресить в памяти обаятельный образ этого царственного юноши, блиставшего высокими качествами и очаровывавшего всякого, кто с ним встречался.

Россия могла с гордостью взирать на усопшего и в праве была ожидать от него великого служения родине не только на поле брани, но и на поприще мирной культурной работы: быстро росли духовные силы князя Олега Константиновича, всё полнее и всестороннее развёртывались свойства его души – его жажда знания, его тонкость чувств, чуткость к пониманию чужой душевной жизни, его настойчивость, почти упорство в труде. Он отличался природной стремительностью и склонностью к благородным порывам – такой порыв и свёл его в могилу.

Внутренний рост его духовных сил особенно ярко обнаруживается в его отношении к религии: воспитанный в уважении к православной церкви, он сознательными усилиями собственной мысли пришёл к вере в истинность христианского вероучения и убедился в том, что в человеке есть незримая связь с божеством, что бессмертие дано человеку для выполнения высокого назначения. В этой вере укрепляло его и чтение сочинений Влад. Соловьёва, в котором он чуял родственную душу. В ясном взоре и заразительном, почти детском смехе покойного князя чувствовалась такая душевная чистота, перед которой исчезало всё мелкое, земное и нечистое.

Князь Олег Константинович любил всё русское, родное: ему нравилась русская природа – широта и необъятность равнин, прелесть обширных лесов, в которых он, страстный охотник, нередко проводил целые дни. Он восхищался красотой Осташёва (имения своего Августейшего Родителя), где покоится теперь его прах. Но в ещё большей мере восхищался князь Олег Константинович высокими качествами русской души – отсюда его любовь к наиболее яркому выразителю русского духа – к Пушкину. Покойный князь собирал рукописи Пушкина и намеревался постепенно издать их факсимиле. Он успел напечатать в 1911 г. только первый выпуск рукописей Пушкина, хранившихся в Императорском Александровском лицее, в котором юный князь получил образование. Наряду с этим он занят был составлением биографии своего покойного деда великого князя Константина Николаевича и с этой целью тщательно изучал обширный рукописный и печатный материал, имеющий отношение к этой задаче.

Летом нынешнего года он был командирован для наблюдения за сооружением православного храма в память Николая Чудотворца, в г. Бари, где покоятся мощи святителя. И это дело князь