«Вокруг нас и вместе с нами шли отступавшие войска. Мы устали, но усталость как-то мало чувствовалась. Уже совсем стемнело, кругом пылали пожары. Мы встретились с каким-то офицером, товарищем Раевского. Он предложил Раевскому поджигать немецкие дома. Раевский приказал мне поджечь находившийся неподалёку от нас дом, но я отказался исполнить это нелепое и жестокое приказание, считая его бесчеловечным. По счастью, Раевский не настаивал».

За Вержлобиным 4-й эскадрон наконец соединился с основными силами полка. Однако вместо ожидаемого отдыха, Гавриилу Константиновичу было приказано отправиться в сторожевое охранение и наладить связь с лейб-драгунами. На следующий день отступление продолжилось.

Дивизия двигался на юг, вдоль государственной границы, по направлению к озеру Выштынец. В авангарде двигались лейб-драгуны, в арьергарде – уланы её величества. Гусарский полк шёл посередине. Наконец, после долгого перехода, в Шильвишках, солдаты получили возможность передохнуть.

В десятых числах сентября началось новое наступление, а к 20-му русские войска, беспрерывно сражаясь, подошли вновь к германской границе.

23 сентября был отбит у противника Ширвиндт. 26 сентября полк выступил по направлению к Дайнену, чтобы заткнуть дыру в фронте, между Стрелковой бригадой и 56-й дивизией.

27 сентября был ранен князь Олег Константинович. Гавриил и Игорь Константиновичи немедленно прискакали на помощь к брату:

«Когда началась стрельба, ротмистр Раевский послал меня со взводом вправо от дороги, по которой мы шли. Я спешил взвод у какой-то изгороди и открыл стрельбу по противнику. После этого я прискакал на хутор, возле которого Олег лежал на животе на земле. Я дал ему образок. Олег страдал, и я подал ему яблоко, которое он стал грызть от боли. Я оставался с ним очень недолго, потому что мне надо было вернуться в эскадрон. Я был ужасно расстроен… Игорь оставался при Олеге. Это было моим последним свиданием с Олегом».

29-го князь Олег Константинович скончался в госпитали в Вильне. 2 октября происходило отпевание, на котором присутствовал и Гавриил Константинович. Затем он вместе с похоронной процессией на поезде проследовал в Осташёво, чтобы присутствовать на похоронах брата.

В конце октября отпуск закончился, и князь вернулся в полк, который был отведён на отдых в Ставку Верховного главнокомандующего, в Барановичи, где он нёс охранную службу. Гавриил и Игорь представились главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу и его брату Петру Николаевичу, с которым они тесно общались на протяжении всего пребывания в Барановичах.

Вскоре братьев ждал приятный сюрприз:

«Мы с Игорем получили приглашение к высочайшему обеду в царском поезде. В назначенное время мы пришли в салон-вагон, бывший рядом с вагоном-столовой. Я предполагал, что Игорю и мне государь что-нибудь пожалует, и решил, что в таком случае я поцелую в благодарность государя в плечо, как это делали при Александре II. Государь принял меня в отделении своего вагона, служившего ему кабинетом. Он вручил мне Георгиевский темляк и маленький Георгиевский крестик на эфес шашки, а также орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Этот орден и теперь у меня. Вручая мне орден, государь сказал, что даёт мне ордена, которые я заслужил. Как я был счастлив! И я поцеловал государя в плечо.

Когда я вернулся обратно в салон-вагон, Николай Николаевич сам привязал мне Георгиевский темляк к шашке. После меня к государю был вызван Игорь и получил те же награды, что и я».

24 октября император провёл смотр Гусарского полка. Полк построился в пешем строю, в шинелях и без оружия. Это был последний раз, когда князь Гавриил Константинович находился в рядах своего полка. Тяготы полевой жизни подкосили здоровье обоих братьев. Великий князь Николай Николаевич велел им вернуться в Петербург.

К Гавриилу Константиновичу был приставлен личный врач великого князя Петра Николаевича Сергей Михайлович Варавка. Только после разрешения врача, князь мог вернуться на фронт. По мнению Гавриила Константиновича, «Варавка временами увлекается, не пуская меня в полк».

Вскоре князь получил от доктора письмо, которое счёл «знаменательным». Варавка писал:

«Я только что получил телеграмму от Верховного Главнокомандующего, касательно Вас и Князя Игоря Константиновича и сообщаю Вам её дословно: «О болезни Гавриила и Игоря Константиновичей доложено Государю Императору. Прошу Вас настоять, чтобы серьёзно лечились, понимаю, как им тяжело это, но только здоровыми могут вернуться с пользой в Армию. Николай». Вот весь текст. Опираясь на эти слова, я ещё раз прошу Ваше Высочество направить всё своё внимание на Ваше здоровье, жить пока в деревне, а осень в Крыму (с половины августа), а о зиме мне пока говорить рано – но принципиально решено, что Вы останетесь в Петрограде – неся ту службу, которую Вам укажет Верховный Главнокомандующий – так заботливо относящийся не только к физическому Вашему здоровью, но и к душевному состоянию»[55].

В вынужденном безделье князь провёл 1915-й и большую часть 1916 года. Осенью в Петрограде открылись подготовительные курсы первой очереди военного времени при Императорской Николаевской военной академии. Гавриил Константинович сразу же поступил на них, надеясь таким образом вернуться в армию. Выпускники курсов могли рассчитывать на службу в Генеральном штабе, такая карьера не подвергала бы здоровье князя таким испытаниям, как служба в полевых войсках. В течении курса, в силу ускоренного производства военного времени, Гавриил получил два следующих чина и в 29 лет стал полковником. В начале 1917 г. в академии проходили экзамены, которые князь сдал 4-м. Сдавшие экзамен ездили представляться императору:

«24 января все окончившие ускоренный курс академии являлись государю в Царском Селе в Александровском дворце. В этот день был страшный мороз. Мы все приехали на царскосельский вокзал на царскую ветку, где нам был подан экстренный поезд. Во дворце мы разместились в двух или трёх залах. Нам пришлось очень долго ждать государя, потому что он принимал французского генерала де Кастельно, который, идя к государю, прошёл мимо нас.

Наконец вышел государь с государыней и великими княжнами. Государь был в черкеске Пластунского батальона, шефом которого он себя назначил во время войны. Государь стал нас обходить и каждому из нас говорил несколько слов. Когда государь кончал говорить со стоящим в передней шеренге, последний делал шаг вправо, а стоявший ему в затылок становился на его место. Когда очередь дошла до меня, я смутился и вперёд не встал, а остался стоять на своём месте, несмотря на то, что начальник академии сделал мне знак. Государь посмотрел на меня, улыбнулся и обратился к следующему. Увы, таким образом государь со мной не поговорил. Мне тем более досадно, что в этот день я видел