Преобладающая в моих ранних картинах

и гравюрах волнистая линия – возникла

в связи с ощущением эфирных колебаний[72] —

чувством связи между телами – («Разрыв»

и «Двое»[73] – Волнистые линии волос

и связь между двумя влюбленными).

Тогда еще не был изобретен

беспроводной телеграф[74].

С. 53

Ноябрь 1928–1929

О моих картинах говорили —

они такие разные,

сделаны в разных стилях.

В отличие от очень многих других (особенно тех,

кто понял, что лучше всего идут работы небольшого формата в позолоченных рамах),

я считаю, что каждая картина – это вещь в себе, способная говорить сама за себя (в отличие от тех, кто считает, что каждая картина является сборным выражением всего его творчества).

Да, они очень разные – много неудачных – много незаконченных.

Но у каждой есть свое назначение.

При всех своих различиях и разной степени совершенства,

они стремятся к одной и той же великой цели —

Вершине пирамиды —

И все они суть камни в этом

здании.

С. 99

Июнь 1930

– Лучше написать хорошую неоконченную картину, чем плохую завершенную.

Многие думают, что картина закончена, когда они прописали всевозможные детали.

– Один-единственный штрих уже может быть готовым произведением искусства.

– То, что ты пишешь, должно быть сделано с волей и чувством

– Не имеет смысла создавать вещи непрочувствованные и лишенные воли.

Картина не должна быть фальшива и лишена чувства.

Она может быть плохой и фальшивой, даже если сделана с чувством – и осознанно.

Как и в музыке.

Импрессионист Либерман[75]

сказал обо мне – он хитрец, этот Мунк, он притворяется,

будто ничего не умеет, но он может даже больше, чем сам знает —

И это он называет реализмом

С. 133

28–10–33

За свою короткую жизнь Ван Гог не позволил своему пламени погаснуть – В его кисти сохранялись огонь и жар все те немногие годы, пока он горел за свое искусство —

На своем более долгом пути я рассчитывал, имея в своем распоряжении больше средств, так же, как и он, не позволить моему пламени затухнуть, и тоже пылающей кистью писать до последнего —

Я заметил, что пламя моего факела вспыхнуло и угасло – и наконец совсем сошло на нет, и я в страхе огляделся во мраке – Неужели я заблудился – кто я —

Неужто я потерял дорогу.

Но я видел свет впереди и медленно продвигался вперед по пустыне – Я падал и бежал – я продирался вперед, стирая ноги в кровь – Где же путь? И, изможденный, я тащился вперед с пылающим, искрящимся факелом. Но люди глядели на меня – Смотрите-ка на него, говорили они – Он ищет золото – Он… ищет золото!

– Он утаивает сокровища – Он прячет золото под землей – Давайте охотиться на него —

И они насмехались и подшучивали надо мной:

Скряга

Расхититель сокровищ.

И вот он сказал: «Хватит – Я иду к далекой, высокой цели, сказал он. – Вы, шуты – Вы думаете, я тружусь до кровавого пота ради денег? —

Нет, хватит с меня! —

Я умываю руки. Я одеваюсь в чистую одежду – чищу ботинки – кладу на пол ковры – Заходите, будьте добры – Вы будете „избавлены“ от того, чтобы получить то „золото“, которое я искал – Я предложу вам чашечку чая на столике со сладкими пирожными.

Будьте добры, с вас 10 крон!»

* * *

Академии – это огромные фабрики художников —

Туда приходят таланты, а выходят автоматы

по изготовлению картин.

Чего нам не хватает,

так это мужества

поднять планку для современных идеалов —

создать стили, подходящие для верований и чувств нашего времени —

Даже Клингеру, чтобы его признали великим,

приходится писать «Пьету»[76],

Художник может достичь признания лишь после того,