Она пришла с ним, как мы, блин, и думали.

Словно приклеенная к нему, слегка пошатывающаяся. Они тихонько проскользнули внутрь, как будто Бак, сторожевой пес здесь, в «Башне» – клубе, который мы арендовали для сегодняшней вечеринки, – не отправил мне сообщение в ту же секунду, как ее поношенные тимберленды ступили на бетон.

Моя кровь раскаляется, а мышцы сокращаются от одного лишь взгляда на нее.

Она же чистый дьявольский огонь.

Безо всяких усилий, в которых кто-то мог бы увидеть какие-то особые намерения. Узкие, обтягивающие задницу джинсы, полоска кожи над талией, длинные волосы, собранные в два хвоста, готовые намотаться на мои кулаки, с синими кончиками, сияющими в свете ламп. Непринужденная сексуальность.

Однако, встретившись с ней взглядом, я замечаю, что выглядит она ужасно. Она измотана, как я надеялся, и несчастна, как я мечтал. Она кажется настолько ушатанной, насколько и заслужила за все свои выходки.

Тем не менее, глядя на нее, я вижу только одно: она моя.

И все же сегодня она здесь не со мной.

Она с ним, этим ублюдком, жаждущим лишить мою семью власти. Парнем, который мечтает избавиться от Брейшо и получить контроль над этим городом для своей семьи, чтобы утопить его в грязи и управлять им так, чтобы стать богатым и властным, а не уважаемым и внушающим страх, как настоящие лидеры, как Брейшо.

Как мы, мать его.

Он не хочет помогать слабым стать сильными, предпочитая, чтобы они не высовывались. Не хочет наблюдать, как местный бизнес расцветает и создает лучшее, сплоченное сообщество. Нет, он мечтает править всеми и готов идти по головам всех маленьких людей, встающих у него на пути. Это не то, частью чего хотят стать люди, – это конец эры.

Наши семьи не единственные в округе, обладающие властью. Несколько таких же раскиданы по штату, и мы защищаем жизнь, которой живем, и города, которые мы создали. Мы живем по собственным законам и присматриваем друг за другом.

Но наш город – последний из разделенных надвое, единственный, где основатели борются друг с другом за власть. По мнению нашего отца, мы с братьями должны положить конец этой войне, пока не подключились другие семьи и не решили все за нас. Лишь одно имя может быть во главе, и это будет Брейшо.

Грейвены были вытеснены не без причины.

Они замарали себя и не знают, что такое преданность. Они, не задумываясь ни на секунду, поимели бы сами себя, если бы это сулило им выгоду. Наш город, наша семья и народ стоят на трех вещах: честность, преданность и уважение.

Коллинз с радостью продаст все три, чтобы набить свой карман зеленью – как будто единственному наследнику будет мало того, что оставит ему дед, когда сыграет в ящик.

Алчность порождает ложь и предательство, и если сюда придет анархия, мы все падем. Окружающие города и их главы, не колеблясь, придут сюда, если мы не сможем контролировать наших собственных людей.

Вопрос в том, заглушает ли уже звон денег мой голос для моей девушки?

Я бросаю взгляд на Тишу, одну из пешек Хлои, усевшуюся на барную стойку, чтобы поболтать с барменом.

– Я устал ждать, пора проверить это дерьмо.

Я снова смотрю на Рэйвен, изо всех сил, мать ее, старающуюся спрятать свое тело за барным стулом.

– Ты в этом уверен? – Кэптен говорит так тихо, что его слышу только я. – Та цыпочка должна приехать с минуты на минуту.

– Мне нужно знать.

– Я с Мэддоком, – Ройс кивает, и его тело уже слегка покачивается под действием алкоголя.

Кэп оглядывает его, прежде чем перевести взгляд на меня – в нем отчетливо читается сомнение.

– А ты к этому готов? – не отстает он. – Что будет, если все пойдет не по плану?

– Тогда она будет умолять о том, чтобы ее вернули в трейлер, еще до того, как мы с ней закончим.

Кэп вздыхает, слегка опуская плечи, и кивает. Ройс потирает руки, весь такой уверенный и готовый, хотя я знаю, что он чертовски нервничает. Он закидывал в себя шоты один за другим с того момента, как мы приехали.

Я залпом опустошаю свой стакан и встаю. Я уже несколько месяцев не пил так много, и хоть я и не в хламину, не могу отрицать, что мне нравится, как мое тело, наконец, расслабилось после стольких дней чистого чертова напряжения.

Тиша видит, что я иду к ней, и ее спина тут же выпрямляется.

Я никак не предупреждаю ее – только взглядом по мере приближения. А потом хватаю под колено и подтягиваю к краю стойки. Я встаю у нее между ног, и она охает, распахивая глаза.

– Ты пялишься на меня уже целый час, Тиша, – я наклоняюсь к ней. – У тебя что-то есть для меня? – шепчу я, проводя ладонями по ее бедрам, и она напрягается.

Выдав нервный смешок, она отшатывается, бросив быстрый взгляд направо.

– Я… – она отодвигается от меня, пожимая плечами. – Слушай, я и вправду этого бы очень хотела, и, возможно, я на тебя смотрела, но это все. Раньше я бы отдала что угодно за такую возможность, но теперь все изменилось. На следующей неделе у меня съемка, и я не могу рисковать своей задницей. Прости. – Она спрыгивает с барной стойки и уходит.

– Ты идиот.

Я оборачиваюсь и обнаруживаю у себя за спиной Виенну. Кэп и Ройс подходят к нам.