она сама, и поначалу стеснялся, но папа и портвейн заставили его оттаять, и он довольно долго просидел у нас, рассказывая про Гибралтар, Кипр и Мальту и слушая папины рассказы о том, какими они были в его молодости.

Уже собравшись уходить, он замялся, и мы подумали, что им вновь овладела застенчивость. Но он очень серьезно произнес:

– Я должен поблагодарить вас за то, что вы были так добры к Кейт и к моей матери, когда они попали в беду.

– Пустяки, – с улыбкой ответил папа.

– Ваша сестра уже сторицей отплатила нам своим добрым отношением к детям и усердным трудом. – Мама, казалось, сильно смутилась.

– Да, мэм, но, когда вы помогли им, она еще не успела ничего сделать для вас, – сказал моряк. – Кейт говорит, что не провела в вашем доме и трех дней, когда пришел полицейский, а вы сразу же поддержали ее.

– Пустяки, пустяки, – перебила мама, бросив быстрый взгляд на папу.

– Конечно, я знаю, что мои бедные мать и сестра не совершили ничего преступного, – продолжал брат Кейт. – Женщины в нашей семье давно занимаются этим, для портового города это обычное дело. И как у них хватило наглости угрожать им тюрьмой! Да и те два штрафа тоже было наглостью, ведь наша семья так давно живет в городе.

– То немногое, что мы сделали для ваших матери и сестры, мы сделали с радостью, – сказала мама, вставая и пожимая ему руку. – Прощайте, прощайте, желаю вам еще много лет делить с нами рождественский ужин.

После того как он вышел из комнаты, мама тяжело осела на стул и закрыла лицо руками, а папа, выглядевший очень довольным, подлил себе портвейна и бросил в стакан горстку изюма.

– Но за что Кейт хотели посадить в тюрьму? – спросила Корделия.

– Дорогая, думаю, тебе лучше рассказать им, – произнес папа. – В конце концов, ничего ужасного не произошло.

– Но я считаю это ужасным, – возразила мама. – Я хочу, чтобы они продолжали любить Кейт, она славная девушка, но то, чем она занималась, достойно порицания. Как же сложно.

– Да ну? – насмешливо сказал папа. – По-моему, некоторым это дается легко.

– Ты заблуждаешься, если так думаешь, – неожиданно вспылила мама.

Папа не ответил. Глядя вдаль, он достал из портвейна изюминку и поднес ко рту. Из-под усов, меж его полных губ показались белые зубы. Меня разозлило, что у папы с мамой столько секретов от нас.

– Расскажите же нам, что такого сделала бедняжка Кейт, – со слезами на глазах взмолилась Мэри.

– О, лучше я расскажу вам, чтобы вы не подумали, будто она воровала, ведь она ни за что бы так не поступила, – вздохнула мама. – Она и правда пробыла с нами всего три дня, когда пришел полицейский и сказал, что разыскивает Кейт и ее мать, потому что они сбежали из Портсмута, где ожидали суда. Оказалось, что мать Кейт… о, не думайте, что в этом нет ничего дурного, хотя она такая славная женщина… предсказывала судьбу. О боже.

– Разве это плохо? – вызывающе спросила я.

– Ну разумеется, да. Видите ли, когда моряки долго не возвращаются из плавания, их жены начинают бояться, что корабли затонули, и идут к женщинам, которые якобы видят то, что творится далеко, и тогда эти женщины наполняют ведро и смотрят на воде, что случилось с кораблями.

– Но ведь хорошо, что жены могут узнать, что произошло с их мужьями, – сказала Мэри тоном адвоката.

– Нет, в этом нет ничего хорошего, – возразила мама. – Некоторые из так называемых ясновидящих – мошенницы и лгуньи, они обманом выманивают у бедняжек деньги, и, хотя у кого-то из них в самом деле может быть дар, только подумайте, с кем они общаются! С несчастными духами, скитающимися по земле, не в силах покинуть ее! Ах, дети, никогда не пытайтесь проникнуть в сокрытое, в сверхъестественном всегда столько грязи. Но кажется, женщины в семье Кейт всегда занимались этим, должно быть, это началось давным-давно, когда люди ничего не понимали, так что вы не должны винить ее и ее мать. И они пообещали, что не станут заниматься ничем подобным в нашем доме, даже гадать на чайных листьях. И вы по возможности должны помочь им сдержать обещание.

– Надеюсь, никто не видел, как в наш дом входит полицейский, – сказала Корделия. – Мы тогда только заехали, соседи еще не знали, что мы за люди.

– Но если полицейский пришел, чтобы забрать Кейт в Портсмут, как получилось, что он ушел без нее? – спросила Мэри.

– Давайте поможем Кейт убрать со стола, – пробормотала мама, вставая со стула. – Иначе вы ни за что не успеете вывести меня на прогулку до чая.

– Раз уж ты спрашиваешь, Мэри, – сказал папа, громко рассмеявшись, – полицейский поговорил с вашей мамой и почему-то вбил себе в голову, что Кейт не та девушка, которую он разыскивает.

– Вот так повезло! – воскликнули мы.

– Да-да, – добавила мама. – Поторопитесь, дорогие.

Мы сменили нарядные платья на уличную одежду и, оставив Ричарда Куина с папой, повели маму на прогулку. Мы проходили мимо церкви, и она неожиданно вскрикнула от радости, заметив, что в такой поздний час за витражными окнами горит свет. Когда мы вошли, служба уже почти закончилась, но мама все равно была благодарна за те двадцать минут, что ей удалось провести в полупустой церкви.

– Ну, теперь я не совсем безбожница, – сказала она, когда мы вышли на улицу, казавшуюся черной на фоне густого золотого заката. – Будет ужасно, если мне откажут в христианском погребении только потому, что индейки не поливают сами себя жиром.

После теплой церкви мы ощутили, как с запада дул холодный ветер, и мама, поежившись, сказала:

– Посмотрим, не разучилась ли ваша старушка-мать бегать.

Конечно, она не разучилась, мы бежали довольно долго, и лишь недалеко от дома она попросила нас остановиться. Прежде чем войти, она сказала, что мы никогда не должны говорить с бедняжкой Кейт о ее беде.

Мы поднялись в нашу комнату и снова переоделись. Конечно, у наших платьев хватало изъянов. Мама была настолько занята, настолько уставала и с таким трудом управлялась с иголками, что всегда упускала какие-то мелочи, и нам приходилось это исправлять. На сей раз мама забыла проделать дырочку для шпенька в моем ремне, закрывавшем неровный шов на талии. Я спросила Корделию, можно ли, на ее взгляд, аккуратно прорезать в шелке дырочку кончиком ножниц, но она торопилась поскорее одеться и с весьма капризным и заносчивым видом ответила, что ей некогда смотреть на мое платье, а Мэри в таких вопросах ничего не смыслила. Так что я пошла к маме, которая помогала Кейт накрыть на стол к чаю и рассказывала ей о подарках Констанции.

– В каждый из них вложено много часов труда, – радостно говорила она. Когда я показала свой ремень, она воскликнула: – О милая, ты должна меня простить. Вот видишь, Кейт, вот видишь, моя кузина скорее умерла бы, чем подарила кому-то нечто подобное.

Она сказала, что, наверное, можно сделать дырочку между нитками кинжалом, который папа держал у себя на столе, чтобы протыкать им рукописи перед тем, как скрепить их. Я сходила в гостиную, попросила папу нам его одолжить, а потом вернулась и сообщила, что папа разрешил и что они с Ричардом Куином играют с фортом, но рядом с ними лежит так и не разобранный чулок, и Ричард Куин то и дело оборачивается на него и говорит: «И еще вот это».

– Сегодня так хорошо… – Мама обернулась из-за стола, а потом со вздохом добавила: – …пока.

Но к тому времени, как мы прошли по коридору и открыли дверь кабинета, она уже тихонько напевала.

Внезапно она замолчала. В комнате стояла женщина, на первый взгляд показавшаяся нам незнакомой. Потом я узнала в ней мисс Бивор, учительницу, которую Корделия однажды приводила на чай. Я была изумлена, что она находится в кабинете отца, но еще больше меня потряс цвет ее кожи, казавшейся нечеловечески желтой. Этот эффект возник из-за ее платья, сшитого из ярко-фиолетового вельвета, и шляпы