себя сдержанно, когда этого требовала государственная польза. Даже еретику или преступнику старались по возможности сохранить жизнь. Иоанн Хрисостом грозил христианам Божиим гневом и истреблением – «непримиримой войной во вселенной», если они вздумают желать зла еретикам и тем более убивать их. Только Бог мог определять, когда и как «все неисцелимо зараженные сами по себе подвергнутся наказанию». Таким образом, жестокость, необходимая для единства государства, не исключала компромиссов, когда такие компромиссы были на пользу тому же единству. К примеру, распространение расходившихся с ортодоксальным православием монофиситства и монофелитства на Востоке в VI–VII вв. объяснимо как раз стремлением удержать население склонных к ним восточных провинций под властью ромейского императора.

В этой борьбе Церковь и государство постоянно прибегали к помощи рядовых православных ромеев – халкидонитов, или синодитов, как их иногда называли, призывая народ во что бы то ни стало отстаивать ортодоксальные религиозные традиции, а значит, официальную государственную идеологию, и сопротивляться апосхисам – «отщепенцам». Стоит только вспомнить, какой резонанс в византийском обществе имели близкие к официальной Церкви «мудрствующие», «благородные ереси» – арианство, несторианство, монофиситство и монофелитство, а затем иконоборство, осужденные Вселенскими соборами, война с движением павликиан – наследников манихеев и предшественников богомилов, долгая борьба с самими богомилами, разделение Церквей после 1054 г., неоднократные трагические попытки заключения унии с Римским церковным престолом в XIII–XV веке.

Как ни странно, влияние не очень энергичного на первый взгляд византийского миссионерства было бо`льшим, нежели западного, католического, уже хотя бы потому, что византийские миссионеры вводили богослужение на любых местных языках, даже варварских, как это было, например, с Крещением в середине XI в. проповедником монахом Епифанием печенежской орды хана Кегена, которого император пожаловал высоким саном патрикия. Ромеи переводили на эти языки проповеди, церковную литературу, в то время как католический Рим выступал против переводов Литургии и вел ее только на латыни. Такая гибкая политика не могла не способствовать углублению византийского политического и идейного влияния среди варваров, и особенно в христианских странах.

* * *

Функции Церкви рассматривались в Ромейском царстве как общественная благотворительность. Поэтому епископы на церковные средства благоустраивали города, строили некоторые общественные сооружения, бани и пр. Богоугодные заведения и монастыри тоже были собственниками части зданий в городе, порой весьма значительной. Эти здания и учреждения нередко и существовали от доходов с земель и прочего имущества, находившегося под церковным контролем. Все, кто возделывал церковные земли, должны были платить за это частично деньгами, а частично натурой.

Кроме того, с XI в. был определен каноникон – пошлина, которую епископ-епархиот имел право собирать во время посвященя в сан. Со священника полагалось брать четыре номисмы, с диакона – три, с анагноста (чтеца) – одну. Каноникон собирали и с групп семей. К примеру, в 1059 г. с каждых тридцати семей полагалось взыскать одну номисму, две серебряные монеты и натуральную повинность в виде шести модиев пшеницы (около 50 кг), шести мер вина (около 78 л), козла и тридцати домашних птиц. Неудивительно, что епископии были подчас очень богаты, сундуки их казначеев полны, хотя сами епископы-епархиоты могли жить и не в роскоши. Были среди них и такие, кто питался только сухарями и водой, что не мешало их епископиям каждый год вносить значительные суммы с доходов в димосион – государственную казну.

Эти средства позволяли Церкви видеть своей прямой обязанностью помощь слабым и страждущим, вдовам и сиротам, нищим и калекам, поминать умерших, нести мир и покой. Таким образом, ее социальная роль была очень значительной. Во время голода она организовывала раздачи продуктов питания для бедных, больных и сирот, как в столице, так и в провинции учреждала диаконии со складами зерна и банями, приюты, гостиницы для занедуживших путешественников, «нищеприимные дома» – птохионы, птохотрофии, лазареты, больницы – носокомионы или ксеноны, орфанотрофионы – дословно «сиротопиталища», для бездомных устраивала ночлежки; создавала богадельни, дома призрения для престарелых (гиронтокомионы), для вдов (херотрофионы), тифлокомии – приюты для слепых и даже лохокомии – родильные дома, врефотрофии – ясли, лобокомии или лоботрофии – лепрозории для больных лепрой, проказой – неизлечимой «святой болезнью», как часто называли ее христианские авторы.

Кроме того, обители, особенно основанные частными лицами, обычно проводили спасительные для душ поминальные службы по умершим, причем расходы на это (трапезы, свечи, ладан, масло, раздачи милостыни) колебались приблизительно от 12 до 52 % от общего объема расходов того или иного монастыря и покрывались за счет денежных рент, предоставляемых с этой целью в распоряжение монастырей.

В Византии было много чиновников, ведавших делами благотворительности и призрения бедных. В XI–XII вв. ромейскими богоугодными заведениями распоряжался так называемый секрет монастырской экономии.

Все это можно объяснить тем, что благотворительность почиталась в Ромейском царстве одной из основных добродетелей. Поэтому нередко подобным харитарным, то есть благотворительным светским, церковным, монастырским учреждениям жертвовали деньги, имущества состоятельные ромеи, которые перенесли тяжелую болезнь или утрату близкого человека, а то и просто из чувства милосердия. Такие дары старались делать и крестьяне, и ремесленники, и чиновники, и василевсы, замаливая свои и чужие грехи. В их душе Церковь все время пыталась насадить мысль о том, что благочестие выше благосостояния.

* * *

Особую спасительную силу ромеи видели в звании ктитора – дословно «основателя» монастыря. Наследник ктитора – покровитель, попечитель-эпитроп тоже должен был тратить на это свои средства и соблюдать волю умершего ктитора, оставаясь попечителем созданного и обеспеченного имуществом церковного учреждения. Поэтому монастыри строили все: цари, Патриархи, придворные, чиновники, духовенство, солдаты и крестьяне, мужчины и женщины, богатые и бедняки. В них вступали мужчины и женщины, люди всякого звания и возраста, даже дети.

Большинство обителей являлись киновиями – общежитиями, то есть монастырями, где иноки жили, молились, трудились, ели, спали сообща, в одних помещениях. Обычно это был комплекс построек, окруженный стеной, с церковью, трапезной, кухней, мастерской, зданием для проживания, больницей – ксеноном, носокомионом и другими необходимыми сооружениями. Все это занимало площадь от нескольких сот до нескольких тысяч квадратных метров.

Другие представляли собой лавры – обители, где сочеталось одиночное житье с киновитским. Такие обители имели некоторое число центральных зданий – церковь, пекарню, трапезную, склады, киновию для проживания молодых монахов, но большинство келий, калив было разбросано на площади от полутора до нескольких десятков гектаров. В них монахи жили в одиночку или по двое в течение недели, собираясь вместе только в субботу вечером и в воскресенье для участия в совместной церковной службе и трапезе. Само греческое слово «лавра» означало «путь, аллея, тропа», поскольку кельи, как правило, отстоявшие друг от друга на несколько десятков, а то и сотен метров, были связаны с центром монастыря протоптанными тропами. Обычно во главе монашеской общины стоял харизматичный духовный лидер, кто-либо