Мама что-то говорит, пытается нас успокоить, и я, опасаясь, что прилетит и ей, беру курс на дверь, чтобы увести отца из спальни. Перекатываюсь по колючему покрывалу кровати и кидаюсь к выходу, но запинаюсь о свои же кроссовки и лечу вниз. Больно прикладываюсь виском об пол. В ушах звенит.

Где-то совсем рядом звучит победный клич, а в следующую секунду на меня обрушиваются удары. Я инстинктивно группируюсь, пытаясь защитить лицо и голову, но все остальные части тела взрываются болью. 

– Что, теперь не такой смелый, паршивец?! – быстро закончив с пинками, отец поднимает меня за шкирку и, впечатав в стену, с размаху бьёт меня по щеке.

Из носа брызжет кровь, и я поплывшим после удара взглядом пытаюсь отыскать глазами маму. И нахожу. Она лежит на полу без сознания, её губы измазаны красным.

Меня накрывает неконтролируемой яростью. Я ударяю отца в печень, но это туша жира не чувствует ничего. Тянусь руками к его лицу, хочу вырвать его ублюдские глаза, но он хватает меня за горло и прикладывает затылком об стену.

– Ты забыл своё место, щенок! – рычит отец, а меня обдаёт зловонным ароматом тухлой рыбы.

– Она уйдёт от тебя… – с усилием проговариваю я.

– Пока я жив, у тебя есть крыша над головой, – скалится грязная свинья. – Пока она раздвигает ноги, тебе есть, что жрать. Будь благодарен! – он отшвыривает меня в угол и, заметив кроссовки, берет их в руку. – Это моё и только попробуй пискнуть.

Игнорируя боль во всём теле, я подползаю к маме и прикладываю ладонь к её шее, чтобы нащупать пульс.

– Ты сдохнешь, – хриплю ему в спину, с облегчением ощутив слабые удары. – Сдохнешь в одиночестве, никому не нужный.

Грязная свинья хохочет и насмешливо бросает: 

– Обязательно. А теперь наведи здесь порядок и приведи суку в чувства.

Настоящее время.

Я закрыл дверь и, швырнув спортивную сумку на облезлую тумбу, посмотрел в глазок. Лестничный пролёт был ожидаемо пуст, но для моей изматывающей нервную систему паранойи требовался определённый порядок действий. Убедившись в отсутствии слежки, я скинул на коврик мокрые после дождя кроссовки и, пройдя в кухню, буквально в три шага преодолел расстояние до холодильника. Осмотрел скудное содержимое гудящего ящика и, схватив бутылку с водой, сделал несколько жадных глотков. После чего перевёл внимательный взгляд на молча сидящих за столом гостей.

 В насквозь пропахшем затхлой сыростью пространстве парни смотрелись максимально нелепо. К тому же они не разулись, и факт моей неуместной наблюдательности мгновенно вызвал эпизод, который по необъяснимым причинам наотрез отказывался покидать мою память.

Много лет назад за нарушение этого правила я лишился зуба. Болело жутко и, вспоминая мокрую от слёз и крови подушку, я испытывал приятное злорадство. Старого козла вместе с его убогими табу давно сожрали черви.

Алкоголик, записанный в строку «отец», сгнил, а привычка разуваться осталась.

Я не приехал на его похороны и до сих пор не знал, где находится его могила. Но квартиру, в которой сейчас намечалось наше маленькое тайное собрание, забрал и оформил на подставное лицо, чтобы юридически не иметь к ней никакого отношения.

– Что клоун забыл в моих скромных апартаментах?

Мой вопрос был адресован Мейсону, но он не спешил отвечать. Вместо него заговорил второй.

– Большего цирка, чем твоя жизнь, мне видеть не доводилось, – скучающе заявил тот самый «клоун».

Ну, конечно, блондинчик подрос: больше лоска, больше денег, выше самооценка. Ещё немного, и она пробьёт дыру в низком, покрытом коричневыми пятнами потолке.

Сложив один локоть на стол, парень крутил в воздухе носом начищенной туфли, пуская по ненадёжному предмету интерьера ощутимые вибрации. Сверкал своей натёртой до блеска улыбочкой и явно ждал ответных прений.

Я усмехнулся и протянул руку.

– Рад тебя видеть, Мур.

Закрепив традицию ответным рукопожатием, он хлопнул меня по плечу.

– И я, дружище.

С Эваном Муром мы познакомились в университете. Учились на одном потоке и довольно быстро нашли общий язык. Парень был весёлым, без каких-либо предъяв и той самой звездой вечеринок, за которой толпами носились студентки всех курсов. Во время учёбы мы частенько собирались втроём. Но, если после окончания университета моё с ним общение стало ограничиваться редкими встречами из-за плотного графика тренировок, то их дружба с Мейсоном продержалась намного дольше. Они поддерживали связь. Пусть и не тесную, но достаточную для того, чтобы обратиться к нему за помощью.

– Итак, господа! – картинно провозгласил Эван, поправляя свою идеальную укладку. – Я весь внимание. Скажите, что за шпионские игры? И желательно побыстрее. Потому что с каждым часом моего бессмысленного пребывания в этой… хм… – Он критично осмотрел подтекающий кран, сиротливо висячую лампочку и грязного цвета частично отслоившихся от стен обои.  – … квартире, запах Brioni становится менее уловим. – Блондинчик поднёс руку, упакованную в белый лён, к носу, втянул воздух и поднял фальшиво испуганный взгляд. – Он на грани вымирания.

Мейсон коротко рассмеялся:

– Ты всё такой же придурок, Мур.

– Очевидно, я – придурок, вам нужен, потому что другого объяснения твоему неуместному ночному звонку с дерьмовой просьбой, из-за которой мне пришлось раньше положенного вынуть член из упругой задницы… – Эван прикрыл глаза, словно воспроизводил свой трах на повторе. Черты его лица сложились в неприятно блаженную гримасу и для полноты образа не хватало только капающей на пол слюны. – Она была чертовски узкой, вспотел, пока толкался… чёрт, – он тряхнул головой. – В общем, вместо этого дивного процесса я прилетел в сраный Чикаго и не в самой лучшей компании потерял три часа своей яркой жизни, ожидая нашего несостоявшегося чемпиона. Кстати, с ним не опасно находиться в замкнутом пространстве? – Мур демонстративно скосил глаза в мою сторону, а мне впервые за долгое время захотелось расхохотаться из-за разыгранного перед нами спектакля. – Я смотрел твой бой, – обратившись уже ко мне, сообщил он. – Ты идиот, и должен мне три штуки баксов.

– Ты поставил на меня три штуки? Я оскорблён.

– У меня нюх на всякого рода дерьмо. И не слабый. Прямо сейчас я тоже ощущаю неприятный запашок надвигающихся проблем.

Мейсон фыркнул.

– У тебя всё ещё длинный язык, Мур.

– И поверь, длина – не главное его достоинство.

– Скажи уже ему, – махнув мне рукой, быстро сдался Белль. – Иначе нас ожидает утомительная история с тошнотворными подробностями его постельных побед, о которых я совершенно точно не хочу знать.

– Какого чёрта, Лотнер? Я джентльмен до самого кончика своего восхитительно умелого члена…

Я разглядывал Эвана и размышлял, каким образом