тут же опустили глаза, отвернулись кто куда. Тут их взгляды нашли Милораду, и на лицах появилось изумление, как при встрече с Ягой. Они кинулись обнимать девушку, цеплялись пальцами за ее волосы и украшения, как нищенки, получившие немного тепла и монет. Милорада обнимала их в ответ.

Свят оторопел, понимая, что теперь может рассмотреть лица обеих беловолосых девушек. Хоть одеты сестры были и одинаково, Свят мог легко различить их. Та, у которой волосы были обвиты цветными лентами, щеки горели румянцем, а в уголках губ залегли озорные ямочки, звалась Долей. Недоля же была худа и напряжена, точно готовая к очередному удару судьбы. Ее тонкие губы были скорбно поджаты, а глаза казались уставшими и тоскующими. Именно эти глаза и уставились на Святослава. Недоля с улыбкой окликнула сестру:

– Смотри-ка, не действует больше на княжича Данкин отвод глаз. Прозрел.

– Прозрел, – заулыбалась Доля и вернулась к Милораде. – Милая наша, зачем же бабушка тебя послала?

– А я сама пришла! – Милорада аж нетерпеливо затопала ножкой, так ей хотелось поскорее сообщить новость.

– Как же ты выбралась?

– Сидела в Топи девицей, а ушла – невестой. Когда путь в мужнин дом ведет, свой держать не смеет.

И девушка рассмеялась заливисто, как серебряный колокольчик.

Сестры раскрыли рты, не веря своим ушам и переводя взгляд с Милорады на Святослава. Радость и надежда в их глазах стремительно угасали. Свят успел это почувствовать и хотел было спросить, что не так на сей раз, но по коридору пронеслось грозное:

– Что здесь происходит?!

И в самом пышном своем сарафане перед ними предстала княгиня Дана.

Глава 9

– Я хотел спросить то же самое, – прорезал голос Святослава тишину, повисшую в коридоре.

Княгиня явно не ожидала этого вопроса. Плавная поступь сбилась, и Дана замерла, выжидающе глядя на пасынка. Ее взор почти без интереса скользнул по Милораде, которую юноша завел себе за спину.

– Вот как? – княгиня чуть улыбнулась, скрестив руки на груди, и, покачивая бедрами, снова двинулась к ним.

Свят сделал шаг ей навстречу.

«Мерзкая», – подумал он. Сейчас Дана напоминала ящерицу, юркую и хитрую. Вот только прежнее желание избегать ее исчезло. Наоборот, хотелось отпугнуть, чтоб она забилась куда-нибудь под камни и осталась там навсегда.

– Да. Ты разве не видишь, что творится за воротами?

– Забор высок, а ворота крепки, – пожала плечами мачеха.

– Народ в ярости.

– Такое бывает, если прикармливать псов, а потом враз оставить их без еды, – хмыкнула Дана. – Думать надо было, прежде чем еду разбазаривать. А это что? – она ткнула пальцем в сторону Милорады.

Девушка вскинула голову и вышла из-за спины жениха. Она не сводила глаз с княгини, и Святослав не успел предупредить ее ни словом, ни жестом.

– Меня зовут Милорада, и я не «что». Я его невеста, – она гордо оплела руку Святослава своей, – и вместе мы справимся с беспорядком, который ты тут устроила.

– Невеста, значит, – ухмыльнулась Дана, словно услышала хорошую шутку. – Это мы еще посмотрим, как и с чем вы справитесь.

Княгиня перевела взгляд на Святослава, и глаза ее были холодны, словно изумруды.

– Привел невесту, не посоветовавшись со мной? А как же наши обычаи?

– Ты мне не мать.

– Я твоя княгиня! – рявкнула мачеха.

– По праву вдовы, – возразил юноша.

Рука Милорады крепче сжалась на его предплечье, и это движение не ускользнуло от Даны. Княгиня внезапно сменила гнев на милость:

– Негоже с дороги ссориться. Вам нужно отдохнуть. За ужином поговорим.

– А что собираешься делать с толпой? – спросил Свят.

Дана пожала плечами.

– Если закрытые ворота их не убедят, убедят стрельцы.

Она щелкнула пальцами, и Доля и Недоля жестами попросили Милораду следовать за ними.

По дороге они объяснили сестрице, что, пока княжич не сделал ее своей женой, жить они будут в разных комнатах и даже в разных половинах терема. Милорада кивала, а сама пыталась придумать, как бы обойти это правило.

Думалось с трудом, княжеские хоромы казались ей… жалкими. Унылыми. В ее теремке в Алой Топи ткани не изнашивались, а дерево не старилось, если Милораде самой того не хотелось. Тут же время вовсю успело попировать: где-то облезла краска, а где-то выцвело полотно. А еще всюду чувствовалось колдовство. Да столько, что делалось не по себе. То, что используется для отвода глаз. Иные прятали под ним морщины или прорехи в платье, а княгиня скрыла упадок целого дома. А этот ее надменный вид! От одного воспоминания вскипала кровь, и Милораде хотелось вернуться и добавить будущей свекрови пару ласковых. Но девушка думала о напряженном лице Святослава и заставляла себя следовать за сестрицами. Ничего, она еще покажет себя.

Милораду привели в светлицу с крошечным окном, обставленную лишь кроватью да сундуком. Кто-то назвал бы комнату просторной, но Милораде она показалась пустой. Зато от стены до стены было шагов десять: ходить можно, хоть пока ноги не сотрешь.

В груди снова предательски заныло. Захотелось домой. Ощущение, что она совершила ошибку, застучало в висках. Оставив без внимания кровать – девушка с первого взгляда поняла, что та покажется ей слишком жесткой, а шкуры, брошенные сверху, будут истязать ее нос вонью, – она прошла к окну. Забравшись на скамейку, Милорада выглянула наружу. Ее взору предстал серый грязный двор и слонявшиеся возле ворот тощие стрельцы-тени. Дана оказалась права: забор высок, и из терема не видно толпы, собравшейся под стенами.

Девушка вздохнула и посмотрела на сестриц. Те топтались на пороге.

* * *

Дана провела Святослава в трапезную. Что бы ни говорили о голоде, княжеский стол ломился от еды. При мысли о людях у ворот всякий аппетит пропал. В душе разлилась тоска по времени в Топи, когда княжич мог позволить себе спокойно есть и пить.

– Угощайся, – бросила Дана.

– Не буду.

– На пустой живот дела не делаются.

– Какие дела?

– Княжеские, – она придвинула к нему тарелку блинов.

Святослав поморщился и, стиснув челюсти, перевел взгляд на мачеху. Та сверлила его упрямым взором.

Несколько мгновений они просто глядели друг на друга, и молчание загустевало, как воздух перед грозой. Пронеслась первая вспышка: Дана улыбнулась, мол, ладно, зайдем с иной стороны.

Она повела плечами, словно сбрасывая с себя личину строгой княгини, и натянула на лицо улыбку советницы, почти матери, женщины, объединенной с ним одной потерей. Дана села не напротив пасынка, а сбоку, так что их разделял лишь угол стола, и понимающе вздохнула.

– Вот как ты решил: сбежать, найти первую встречную, назвать ее своей невестой? – проговорила мачеха тоном, в котором ясно читалось, что она не обиделась, а вот юноша заботы о ее чувствах не проявил. – И ради чего? Так ты благодаришь меня за все, что я сделала для княжества?

– Спроси об этом разъяренную толпу, – мотнул головой Свят. То ли дело было в лунной воде, то ли в том, что теперь он видел изуродованный колдовством дом, но едкие речи