Я все еще хотела переехать и начать все с чистого листа, но на костылях это казалось совершенно невозможным.

К счастью, несколько замечательных друзей предложили мне свою помощь. Я не из тех, кто принимает подачки, но теперь, временно став калекой, безработной и бездомной, я не могла позволить себе отказаться. Ханани, подруга, жившая в двух часах езды, предложила мне свой дом, а другая подруга поделилась машиной. Вскоре я перевезла свои немногочисленные пожитки в дом Ханани и устроилась в уютной комнате у нее в подвале.

Ханани родом из Уганды, и ее дом был таким же теплым и солнечным, как эта африканская страна. Я просто не могла хандрить в ее веселом доме, где ее маленькая дочка Уми танцевала вокруг меня, а сын Сулиман постоянно шутил. Ханани и ее дети помогали мне сохранять бодрость духа, пребывание в ее семье помогло мне пережить самый трудный декабрь в моей жизни. Ханани даже повела меня танцевать на Новый год – пусть и на костылях!

Еще она настаивала, чтобы я занималась с ней суахили и готовила для меня великолепные блюда кенийской и угандийской кухни. Она много рассказывала мне о культуре Восточной Африки. Я никогда не была ни в Кении, ни в Танзании, но за этот месяц благодаря Ханани узнала их и полюбила.

Через некоторое время я приступила к физиотерапии и начала разрабатывать ногу. Уми назначила себя моим тренером по ходьбе. Я неровно передвигалась по коридору, а она подражала мне, изображая, как я волочу ногу. Вскоре она с гордостью отметила, что я делаю успехи и теперь могу ходить почти так же хорошо, как она.

Когда все уже было позади и результаты УЗИ удовлетворили врачей, я поняла, что пора двигаться дальше. Удивительно, но я больше не чувствовала отчаяния. Время, проведенное с Ханани, помогло мне избавиться от него навсегда.

Я решила переехать в Торонто. Сняла комнату и сразу же нашла работу. Я легко находила новых друзей и посещала различные мероприятия. Однажды я увидела группу людей, игравших в футбол в парке через дорогу от моей квартиры, и попросилась присоединиться к ним. Только к концу игры я поняла, что впервые играю в футбол после травмы. Мне не было больно, я снова могла бегать.

Мое тело оказалось сильнее, чем я думала, просто ему нужно было время, чтобы восстановиться. Доктор выписал правильный рецепт: отдых и терпение.

Два года спустя я взяла двухнедельный отпуск и посетила Восточную Африку: Уганду, Кению и Танзанию. В Уганде я остановилась у семьи Ханани, которая была так же гостеприимна, как и она сама. Я разговаривала с ними на суахили, которому Ханани меня научила. Затем я отправилась в Кению и Танзанию.

И в Танзании я осталась жить.

Я нашла работу, квартиру, завела новых друзей. Я не боялась переезжать или начинать все сначала: я уже делала это раньше и знала, что могу сделать это снова. Просто нужно было терпение.

Прошло пять лет, а я все еще живу в Танзании. В следующем году Ханани приедет ко мне в гости, и я буду готовить танзанийские блюда и говорить с ней на суахили. Я поведу ее на танцы – на этот раз без костылей!

Ри Пэшли

Золотая петля

Знай свою ценность, властвуй над собой, будь собой.

Морган Харпер Николз

Петля – сущ., ж. р. 1) Сложенная кольцом и завязанная часть веревки, нитки. 2) Капкан или ловушка.

Однажды кто-то сказал, что воспоминания имеют над нами такую власть, какую мы им позволяем иметь. К примеру, у меня есть воспоминание о моих длинных волосах. Длинные, светлые, волнистые волосы, спускающиеся чуть ниже застежки лифчика. Эти локоны были ничем иным, как шелковой петлей. Петлей, созданной из множества нитей человеческой ДНК. Петлей, туго затянутой на моей шее.

Каждый раз, когда он гладил меня по волосам, я чувствовала, что петля становится все туже. Каждый раз, когда он говорил мне, какие у меня красивые волосы, я думала только о том, как мало они на самом деле имеют отношения к моей сущности.

Ради утешения я завязывала хвостик и затягивала его красивой лентой – петлей совсем иного рода. Это давало мне возможность дышать, но обман длился недолго. Он все понял и стал выдергивать ленты из моих волос – прямо в машине, перед тем, как мы приезжали на какое-нибудь мероприятие.

Временами мне казалось, что ему не важно, как я себя чувствую и во что я одета, лишь бы была возможность показать, что у него в подчинении есть такие блестящие золотистые волосы.

Иногда, когда он слегка касался моих волос, я вспоминала, как была маленькой белокурой девочкой в Италии, где морщинистые мужчины и женщины удивлялись легкости моих прядей и щипали меня за щеки. Я помню резкую боль от прикосновений и то, как я старалась не вскрикнуть. Мама однажды сказала мне, что показывать свою боль – это грубость, ведь все эти люди просто восхищаются моей красотой.

Я считала, что длинные волосы выглядят элегантно, когда зачесаны назад и уложены, особенно для вечернего выхода в свет, в дополнение к наряду и макияжу. Я делала высокую прическу, думая о том, какой изящной кажется моя обнаженная шея. Ему тоже нравилось, когда я приподнимала волосы – так я могла продемонстрировать золотое ожерелье, подаренное его матерью. Он всегда заставлял меня надевать его, даже если я пыталась выйти из дома одна. Холодное желто-белое золото (в цвет моих волос) было еще одной разновидностью петли – ошейником, напоминавшим мне о том, что я попала в ужасные отношения, к которым была причастна даже его мать.

Однажды у нас возникли «разногласия», и он уехал из города на выходные. В тот же вечер я помчалась в супермаркет, чтобы купить краску для волос. Она была фиолетово-красной, или, как ее называют итальянцы, меланзана – баклажан. Из упрямства я держала эту баклажановую краску на волосах на час дольше, чем указано на коробке, заботясь лишь о том, чтобы разрушить блестящее золото и избавиться таким образом от ласки и комплиментов.

Может быть, вместе с цветом волос я смогу изменить и тон наших отношений? Я знала, что он будет огорчен, когда увидит мои новые баклажановые пряди, развевающиеся на ветру. Но по какой-то причине ему понравился новый цвет. Когда со временем он потускнел, я обратилась в салон. Меланзана вновь