Шрифт:
Закладка:
– Я обязан отметить мою озабоченность действиями правительства, допускающего подобное без какого-либо критического анализа. Я поддерживаю правительство, я не могу иначе. Да, поддерживаю, но вот под этим я не подпишусь! Мне бы хотелось обратить внимание уважаемых депутатов на недавнюю статью о личных именах… – и он помахал над головой литературным журналом социалистов. – Здесь говорится о том, что наш народ буквально соревнуется в нелепости, давая своим чадам такие имена, как Дион, Лаки, Бой, Тайрон, Рой… – Выступавший принялся перелистывать страницы журнала. – Гиббон, что, nota bene, есть название рода обезьян, Оливер, Уэйн и так далее и тому подобное! И кто тут виноват? Разве у нынешних исландцев столь низок уровень интеллекта? Нет, в нашей стране живет образованный, интеллигентный народ, с чем, я думаю, уважаемое собрание, конечно же, согласится. Но ведь под лежачий камень вода не течет. Нашу страну захлестнула волна американской вульгарщины, этого уродливого порождения оккупантских сил, расположившихся на всем нам известной “атомной станции” [43]– авиабазе в Кéплавике. Вот не далее как вчера мне пришлось услышать разговор подростков, которые называли своих родителей “гáйи” [44]и “пńя” [45]…
Увлекшись, депутат перескочил на тему натовской базы в Кеплавике, и его освистали.
Следующий оратор призвал получше заботиться о подрастающем поколении и давать детям красивые имена, за которые их не будут дразнить:
– Есть прекрасный обычай называть своих детей в честь умерших родственников, особенно если эти родственники приходят к будущим родителям во сне…
У самого выступающего, например, было имя Áннас, данное ему в честь его прабабушки.
Пока все это происходило, Лео нервно потел в своем убежище за колонной. В его планы вовсе не входило разжечь конфликт в народе, заменявшем ему семью все эти четырнадцать лет – с того самого дня, когда его, иностранного доходягу, вынесли с судна на исландский берег. Он желал стать частью этого народа, а не яблоком раздора.
А парламентское заседание тем временем превращалось в хаос: депутаты уже выкрикивали с мест и никто не обращал внимания на звон колокольчика и призывы председателя к порядку.
– Как его зовут?
– Лео, Лео Лёве…
– Может он оставить себе это имя?
– Нет, это не исландское имя!
– Прошу прощения, но, насколько я знаю, у нас в городе проживает мальчик, которого зовут Лео Лёве, и, кажется, в тюрьму его за это не посадили.
– А кто его родители?
– Его родители исландцы.
– Так это же совсем другое дело!
– А как переводится имя Лео? Разве не лев?
– Лёве тоже переводится как лев!
– То есть по-исландски его зовут Льон [46]Льóнссон?
Хохот в зале…
– А что, наш уважаемый премьер-министр и министр юстиции совсем потерял дар речи?
Нет, премьер-министр и министр юстиции в одном лице как раз совещался с чиновником, который сновал челноком то в зал, то из зала во все продолжение дебатов. Наконец, министр подал председателю сигнал, что желает взять слово. Выйдя к трибуне, он подождал, пока парламентский мир успокоится.
– Уважаемый председатель парламента, я, совместно с представителями министерства юстиции, ознакомился со всеми фактами данного дела!
Лео осторожно выглянул из-за колонны.
– По всей видимости, имя Скатлагрим Квельдульвссон было записано в соответствующую графу анкеты по ошибке. Меня заверили, что заявитель не имеет к случившемуся никакого отношения, он совершенно безупречен, что подтверждается приложенной к заявлению характеристикой из Управления полиции…
Лео с облегчением выдохнул (медленно и еле слышно): кажется, все устраивалось. А министр продолжил:
– Но поскольку нам, несмотря на неоднократные попытки, не удалось связаться с заявителем – его нет ни на работе, ни дома, – мы не знаем, какое исландское имя он намеревался себе взять. В связи с чем нам предстоит выбрать одно из двух: исключить его из данного законопроекта и отложить рассмотрение заявления до следующего года…
Министр сделал паузу и обвел взглядом зал. Если бы он посмотрел на гостевой балкон, то увидел бы там само страдание – моего отца: ведь глиняного ребенка невозможно держать влажным бесконечно. Козье молоко, конечно, делает свое дело, но уже недалеко то время, когда глина начнет растрескиваться. И что тогда? Лео ужаснулся при одной мысли о том, что ему придется по новой вылепить сына и таким образом стереть с него следы рук его матери…
Министр:
– …или выбрать для него имя здесь и сейчас. Он всегда сможет изменить его позже, естественно, в соответствии с Законом о личных именах. Повторюсь, что речь идет об ошибке, у правительства не было специального намерения протащить Скатлагрима Квельдульвссона в национальный реестр. И я категорически не советую оппозиции воспользоваться этим случаем для каких-то своих целей. Мы, рожденные и выросшие исландцами, должны понимать, сколь велико ожидание, бьющееся в груди иностранца, который стоит на пороге исландского гражданства. Поэтому из соображений гуманности я предлагаю выбрать второй вариант.
Депутаты:
– Согласен! Согласен!..
И тут же застрочили на бумажках, подбирая подходящее имя. А министр, подняв руку, завершил свою речь:
– Таким образом, дабы не тратить на этот вопрос времени больше, чем уже потрачено, правительство выступает со следующим предложением: как здесь уже говорилось, прямой перевод имени Лео Лёве может звучать по-исландски как Льон Льонссон. Конечно же, такое странное имя никуда не годится, но если его слегка изменить, то получится прекрасное чистейшее исландское имя Йон Йонссон…
И в таком виде законопроект выносится на голосование. И принимается:
– Согласен! Согласен!..»
10
«На морском причале с удочкой в руках стоит Йон Йонссон. Он теперь гражданин Исландии и в соответствии с Законом о гражданстве может сколько угодно удить рыбу в драгоценных территориальных водах страны. Так он собирается отпраздновать сегодняшнее событие: поймать себе что-нибудь на ужин.
– Хорошо клюет?
Голос низкий и певучий. Оглянувшись, мой отец видит крепко сложенного темнокожего мужчину. На нем светлое пальто из верблюжьей шерсти, очки в золотой оправе, а в руках он держит небольшой футляр. Судя по контурам, там лежит труба. “Американский джазист…” – определяет про себя Лео, хотя ему кажется странным, что тот говорит по-исландски.
– Да я только что пришел…
– О! Это ты?
