Лео пожимает руку и вежливо всматривается в лицо незнакомца. Нет, в памяти ничего не всплывает. Если бы он где-нибудь видел его, а что уж тогда говорить, если бы когда-нибудь с ним общался, то запомнил бы – ведь он темнокожий!

– Добрый день… – неуверенно кивает Лео и ожидает дальнейших объяснений.

– Мы плыли с тобой вместе на “Годафоссе”. Ты был очень больной, еле живой…

Темнокожий вдруг засмеялся:

– Ты меня там в дурацкое положение поставил: храпел под государственный гимн!

– Да? Прошу за это прощения.

– Слушай, я напрочь забыл, как тебя зовут.

– Меня зовут… э… меня зовут Йон Йонссон.

– Что ты говоришь? А я был уверен, что ты иностранец.

Иностранец? О чем это он? Если здесь кто и иностранец, так это сам незнакомец – черный как смоль! Но поскольку Лео теперь исландец, то и должен реагировать как исландец:

– Правда? В таком случае, большое спасибо!

– Не за что. Энтони Теофрастос Афаниус Браун.

– Что?

– Можешь звать меня просто Тони, так все делают…

– Ах да, конечно… Я постараюсь запомнить…

Тут у отца клюет. Он выдергивает из воды леску – на конце болтается морской скорпиончик-керчак. Отец снимает его с крючка и собирается выбросить обратно в воду, но Энтони хватает отца за руку:

– Подожди! Я знаю, как его готовить!

И Лео узнает эту хватку.

* * *

– Откуда у тебя это ужасное имя?

Энтони Теофрастос Афаниус Браун сидит у кухонного стола в квартире дома по улице Ингольфсстрайти и режет лук и морковку. Когда Лео сообщил о полученном им исландском гражданстве, Энтони решил, что они просто обязаны отпраздновать это событие вместе, как подобает старым добрым попутчикам. И поскольку Лео как раз собирался идти к себе домой, туда они и направились.

– Да там, можно сказать, вышло недоразумение… – И отец рассказывает Энтони всю историю.

Тот находит ее настолько уморительной, что хохочет до слез и попутно умудряется трижды ляпнуть что-то бестактное и даже оскорбительное для отца. Тем не менее Лео поддается его настроению и тоже начинает смеяться. Наконец, Энтони, все еще прыская, подходит к кухонной плите:

– Дорогой мой, на кой черт тебе это гражданство? Я прожил здесь ровно столько же, сколько и ты, и мне это даже в голову не приходило!

Лео оторопел: его гость, должно быть, говорит неправду. Хотя они и плыли сюда вместе, и хотя Энтони прекрасно владеет исландским, совершенно исключено, что он живет в Исландии. Как это он оказался обладателем вида на жительство, когда никто другой из его расы такой чести в Исландии не удостоился? Да, именно так! Здесь в Исландии чернокожие такая же редкость, как грозы с громом и молнией… нет… как виноградники… нет… или… Да в любом случае такого быть не может!

– И ты прожил в Исландии все это время? С тысяча девятьсот сорок четвертого года?

Энтони перекладывает морковь с луком с разделочной доски в жаропрочную форму, где уже лежит морской скорпиончик вместе с очищенными от семян помидорами, сельдереем и петрушкой:

– Я так сказал? Я, должно быть, оговорился. Черт, приятель, какие у тебя прекрасные овощи! Где ты их достаешь?

– Да тут местные ребятишки ходят по домам. Я думаю, овощи выращивает их отец, а детишки только продают…

Однако Лео так легко не отступает. Как знать, может, этот Энтони здесь из-за его мальчика или производства золота? Ведь на самом-то деле сегодня Лео в первый раз за все время впустил к себе в дом постороннего человека. А вдруг тот мужик, который приходил вытравливать скворцов из отдушин и стен, что-то увидел? А? Хотя Лео и не спускал с него глаз все те полчаса, пока он тут пробыл. Нет, с этим рисковать нельзя!

– Ты извини, но тебе придется уйти.

– А что случилось?

– Я не могу позволить, чтобы мои гости мне врали.

– Прости, приятель, но это ты зря…

– Я прекрасно расслышал, как ты сказал, что живешь здесь уже четырнадцать лет. Благодарю за визит.

Лео решительно встряхивает головой.

Энтони всплескивает руками:

– Олрайт, олрайт! Только пообещай никому не говорить. Это вообще-то государственная тайна!

Лео обещает, и Энтони, глубоко вздохнув, цедит сквозь стиснутые зубы:

– Я сотрудник богословского факультета Университета Исландии…

* * *

Они сидят в гостиной, пьют кофе, и теолог посвящает Лео в историю своей жизни. Кратко пересказав то, что мой отец уже слышал, Энтони подхватывает нить повествования на том месте, где остановился четырнадцать лет назад, в каюте “Годафосса”.

Как оказалось, Энтони Браун был специалистом по сравнительному религиоведению, а исследователи такого сорта должны обладать феноменальной памятью, ведь по количеству действующих лиц и исполнителей данную дисциплину можно вполне приравнять к энтомологии.

– Так вот, приятель, как я тебе уже говорил, лежу я, значит, посреди улицы, молодчиков этих под себя подмял, а расфуфыренный мужик стоит рядом и пялится на меня, как на чудо-юдо. Я глаза на него скосил и жду, когда он меня по черепушке огреет. Но вместо того, чтобы меня отлупить, чего я, конечно же, заслуживал, он поднял свою отделанную серебром трость и принялся тыкать ею в задницы моих противников. Те заныли, и я увидел, что ему было смешно от того, как неловко им было чувствовать кончик трости так близко к анусу, а мы все понимали, что он метил именно туда и только делал вид, будто не попадал. Короче, у меня больше не было сил удерживать их под собой, и эта белая свора пустилась наутек, а я поднялся на ноги и отряхнулся от ржаво-красной пыли Нигертауна. Приодетый вручил мне свою визитную карточку и сказал, чтобы я его навестил.

На следующий день мой отец, что был прелатом, повел меня в полицейское отделение Атланты.

Он так же, как и я, был совершенно уверен, что эта визитная карточка была моим направлением на несколько лет в кандалы и что мне придется дробить камни, пока Вудро Вильсон сидит в президентах. Но после того, как мы шесть часов проторчали в участке, нам сообщили, что я не совершил ничего плохого, однако такой большой и сильный негр, как я, должен всегда держать себя в рамках. Я пообещал, а мой отец для пущей убедительности, что это не пустые слова, съездил мне по физиономии.

Из участка мы отправились прямиком на почту, где нам сказали, что на карточке просто написано имя человека: лорд Баттер-Крамб и адрес его проживания: поместье