Шрифт:
Закладка:
– То-то! А ты сам никогда не думал марки собирать?
– Н-нет… – отводя взгляд, буркнул Лео, ему не терпелось поскорее выбраться из этого безумия.
– А почему нет?
Лео вытянул вперед искореженные руки:
– Мне это не так просто…
Смотритель в ответ показал свои – на левой руке не хватало двух пальцев целиком, а на правой – кончика среднего:
– Всегда можно приспособиться…
И он почесал в шевелюре ручкой швабры.
– Ты это… загляни в Рейкьявикский магазин марок… – Он подмигнул. – У них там есть отличные пинцеты. Чтобы ими орудовать, достаточно двух пальцев… Вот только упоминать, что это я тебе о них сказал, не стоит…
Лео поблагодарил за информацию, пообещав зайти в Рейкьявикский магазин марок и посмотреть на их инструментарий. И нет, они там никогда не узнают, кто порекомендовал ему их магазин. После чего смотритель отступил в сторону и выпустил его из кабинки.
Инцидент в бассейне так разволновал Лео, что по приходе домой ему даже пришлось прилечь. Что побудило смотрителя душевой пуститься в проповедь о радостях коллекционирования почтовых марок? До сегодняшнего дня они едва перекинулись парой ничего не значащих фраз, если не считать неожиданной лекции на предмет отсутствия в Исландии нацистов. Тема о нацистах всплыла, когда смотритель заметил, что Лео был обрезан.
Поразмыслив, Лео пришел к выводу, что разглагольствования о коллекционировании, вероятно, и есть ответ на его вопрос о Храпне… э-мм… националисте. Исландцам было свойственно уклоняться от любых обсуждений, непременно переводя их в русло философского дискурса. Они просто не могли говорить о вещах напрямую. Если исландец и вступал в беседу, то исключительно с короткой присказкой или изложением факта из области естествознания. Например, если речь заходила о том, добры ли люди по своей природе, то первая привнесенная в дискуссию реплика могла начинаться так: “Чего полярная крачка не станет делать, так это…”, вторая: “Когда я был еще пацаном…”, а третья: “На хуторе Тун люди, бывало, говорили…”
Да, смотритель явно намекал на то, что Лео найдет ответ в Рейкьявикском магазине марок.
* * *
Рейкьявикский магазин марок стоял на углу улицы, на холме с видом на центр города. Салон находился в цокольном этаже здания, но вся марочная коммерция совершалась в двух задних комнатках. Медный колокольчик над входной дверью возвещал о появлении покупателей, что он и сделал, когда в магазин, с конвертом от загадочного В., вошел Лео. Внутри уже был посетитель – подросток с длиннющей шеей. Нависнув над стеклянным прилавком, он разглядывал марки со всех уголков земного шара и, видимо, находил их весьма комичными. Тихонько прыснув, пробормотал себе под нос, что португальцам лучше бы вообще марки не печатать:
– Ой, ну и хохма!
Лео прошел к прилавку и остановился в ожидании. Спустя порядочное время послышался скрежет чего-то по полу, и вскоре в дверном проеме подсобки показался мужчина: он толкал стул, не вставая с него. Мужчина был грушевидной формы, какую обычно принимают располневшие бывшие спортсмены, в белой рубашке с закатанными рукавами и в брюках защитного цвета, подтянутых под самые соски. Повернувшись в сторону Лео, мужчина разглядывал его через втиснутую между век лупу:
– Да?
– Здравствуйте, меня зовут Лео Лёве. А господин Карлссон здесь?
– Да?
– Могу я с ним поговорить?
– Да?
Повисла неловкая пауза, которую прервал юнец, хмыкнув:
– Тк’эт’он и есть. Н’знаете Храпна?
Лео залился краской.
– Прошу прощения, я здесь в первый раз. – Он положил конверт на прилавок. – Меня попросили узнать, не будет ли вам это интересно?
Храпн подтащил себя к прилавку вместе со стулом:
– Лёве, говоришь…
Лео подтолкнул к нему конверт. Вкрутив свою лупу поглубже, Храпн открыл его, но, едва заглянув внутрь, сморщил нос:
– Я сейчас мало что покупаю…
Лупа, вывалившись из его глаза, стукнулась о стеклянную крышку прилавка, и тут произошло нечто неожиданное: Храпн В. Карлссон при этом так широко разинул рот, что показались его зубы. Лео остолбенел: в левом крайнем моляре торговца сверкнуло золото – плохо добытое золото! Оно принадлежало Лео, и он преисполнился решимостью вернуть его себе во что бы то ни стало! А для этого ему нужно было не спускать с Храпна глаз. Поэтому и вышло так, что Лео заделался курьером и стал доставлять в магазин бракованные марки, которые представляли особую ценность для коллекционеров. В любой момент он мог найти у себя на кухне подкинутый через форточку конверт, Храпн-нацист покупал его содержимое, а полученные деньги Лео вносил на чей-то секретный счет в небольшом филиале сбербанка в восточной глубинке.
Так продолжалось до тех пор, пока Главный почтмейстер Исландии не бросил свою дурную привычку кстати и некстати надпечатывать марки, тем более что могущественные семейные кланы, зарабатывавшие на марочных махинациях, к тому времени уже обратились к другим, более сомнительным, предприятиям.
После этого Лео потерял возможность присматривать за своим золотом во рту нациста из Рейкьявикского магазина марок. Вот тогда и вспомнились ему слова этого же нациста, Храпна В. Карлссона, о том, что человеку, намеревающемуся заняться в Исландии чем-нибудь криминальным, не мешало бы предварительно обзавестись исландским гражданством».
8
«Лео потупил взгляд:
– Я немного приторговывал почтовыми марками…
– Ну а кто же ими не приторговывал?
Чиновник улыбнулся, но тут же согнал с лица улыбку и, нахмурив брови, сурово спросил:
– Четырнадцать лет? Вы прожили здесь четырнадцать лет и только сейчас подаете на гражданство? Есть особая причина, по которой вы так не торопились с этим?
Тираду чиновника прервал зазвонивший телефон, он схватил трубку и, торопливо отвернувшись от стола, приложил ее к уху. Лео, не желая того, услышал, как чиновник процитировал собеседнику на другом конце провода Лукиана из Самосаты – его описание жителей острова Глассия:
– Они же созданы из воды! В-о-д-ы! Поэтому там вечная зима, иначе они растают и превратятся в пар. П-а-р! Что и происходит, когда жители Глассии умирают, умершие – это туман, окутывающий остров. Это же очевидно!
Мой отец заглянул в глаза президенту, висевшему в позолоченной раме на стене за спиной чиновника.
* * *
Сидя на лавочке в скверике на площади Óйстурветлир, Лео наблюдает, как скворцы склевывают раскрошенный им по траве кусочек хлеба. Забавные они создания, проворные и разговорчивые: чирк-чирк сопровождается звонкой тарабарщиной, которую никто не способен понять. Даже Лео их не понимает, хотя они прожили в этой стране
