изготовку. Из-за темноты прицелиться у него не получится – решил Мельников и спрыгнул на сушу в конце моста. Он скинул полушубок и бросился вытаскивать Миньку, который беспомощно взмахивал руками, но двигался все медленнее из-за веса тяжелеющей от воды одежды. Часовой открыл стрельбу, пули чиркали по воде рядом. Василий вытащил мальчишку на берег, не отпуская мокрый ворот, потащил его в кусты.

– Быстрее, ползи, ползи. Заляжем, пока он не уйдет.

То ли от холодной воды, то ли от стресса, но попадания пули капитан не заметил, только в кустах понял, что по правому боку льется горячая кровь. Из мокрой рубашки они наспех соорудили перевязку, но с каждым шагом идти ему было все труднее, тело не слушалось. Под утро в лагерь притащил его на еловой лапе Минька, зареванный и перемазанный кровью Мельникова.

Василий прошептал, сил говорить уже не было:

– Носилки сделайте. Надо выйти к нашим, рассказать им про мост. Про укрепление в Речице. Предупредить. Их там ждут.

Тамара с трудом встала, нога ее почти не слушалась, неудачно со стоном завалилась на бок рядом с раненым:

– Василий Захарович, надо срочно доложить о готовящейся операции.

– Рацию, Тома, рацию достаньте, – прохрипел капитан.

Но и здесь их ожидала неудача. Позывные летели в пустой эфир, то ли из-за боев была разрушена линия передач, то ли немцы оборвали канал связи при отступлении. Тамара бросила взгляд на смертельно бледного Василия Захаровича, на свою черную ногу в пропитанных сукровицей обмотках и решительно заявила:

– Дед Юрец, через реку надо нас переправить, там наши. Дотащу я капитана и сама доползу. И сообщу про мост.

Дед покачал головой, но возражать не стал. Про Тамару в районе ходили легенды, такая она была отчаянная и смелая. Диверсионный отряд комсомольцев под ее руководством пустил под откос десятки эшелонов, а летом уничтожил склад боеприпасов в Новобелице. Поэтому дед Юрец в знак согласия кивнул, понимая, что не просто так решилась Тома на отчаянный шаг – в одиночку переправиться через Днепр, – и повел свою «банду» по лесу в сторону Днепра. При каждом шорохе им приходилось отсиживаться, прятаться в кустах. Если встретят фашистов, то долго воевать не получится. Их горстка подростков да раненые, которых приходится тащить на себе. Лошадь пришлось тоже оставить, чтобы не привлекать внимание. Слишком опасно было попасться им вместе с Тамарой на глаза немцам. За голову «бандита Кати», как называли оккупанты Нарвич, комендант Добруша обер-лейтенант Брокман обещал сумму в 3000 рейхсмарок, а все столбы в окрестностях были увешаны листовками с ее портретом и обещанием щедрой премии предателю.

Половину дня они шли по лесу под грохот боя, в надежде выйти к берегу, где, дед точно знал, есть мелкое место для переправы. Когда стало ухать и долбить совсем близко, дед Юрец нахмурил густые брови, ткнул палкой в сторону дороги и сказал:

– Танки там. Точно танки. Не будут немцы по своим стрелять, значит, наши. Давай, Минька, глянь, кто воюет, и обратно.

И он оказался прав. Оставив Мельникова под присмотром Томы, старик бросился за помощью к красноармейцам.

Сейчас он подвел советского командира к носилкам и тронул за плечо Мельникова:

– Вот наши, красный командир, танкист. Дошли, Василий Захарыч, слышишь меня?

Тот с трудом приоткрыл глаза, перед ним мелькнули два кубика на петлице.

– Лейтенант, – грудь у раненого заходила ходуном, одеяло увлажнилось от кровотечения, – я капитан НКВД Мельников… – Капитан закрыл глаза, сил говорить совсем нет. С закрытыми глазами он зашептал еле слышно, так что Соколову пришлось наклониться как можно ниже: – В Речице противотанковое укрепление, там вас ждут. Мост к Озерщине заминирован. У них четыре «Pak», две зенитки. Два пехотных батальона со взводами танковых истребителей. Вам не дадут выйти с этого моста. Они… ждут… вас…

Последние свои слова капитан Мельников договорил с трудом, между губ запузырилась кровавая пена. Серые глаза уставились навсегда в одну точку, а тонкие скулы заострились.

– Помер, – вздохнул дед Юрец, снова стянул мохнатую шапку, покосился на красного командира и широко перекрестил застывшее лицо Василия.

Алексей огляделся вокруг. Усталые солдаты, перепуганные подростки из партизанского сопротивления, раненая женщина, кучка сжавшихся в грузовике пленных, трупы немцев у дороги, погибший Мельников, экипаж танка, склонившийся над неисправным траком. Он не может сейчас идти дальше просто так. Сначала нужно доложить в штаб об информации капитана НКВД о заминированном мосте, а потом похоронить мертвых, отправить раненых и пленных за линию фронта, дождаться окончания ремонта. Он поискал глазами свой экипаж, вот они ждут возле родной «семерки». Как хорошо, что можно почувствовать спокойствие, исходившее от Бабенко, и уверенность Логунова. Сейчас ему так трудно, ибо нужно не только вести бой, но и принимать решения, за которыми сотни людских судеб.

Глава 4

В редком лесочке уставшие бойцы Красной армии сооружали один костер за другим, чтобы хоть немного согреться на влажном ноябрьском ветру. Командир боевого батальона по рации приказал организовать кухню своими силами, короткий перерыв между боями должен помочь восстановить солдатам силы. Тарасов согласовал со штабом, чтобы выданное довольствие было разделено с партизанским отрядом. И к котлу с горячей кашей, позвякивая котелками, выстроилась пестрая очередь. Танкисты в обмундировании из зеленых ватных курток и штанов, уцелевшие штрафники в солдатских шинелях дисциплинированно выстроились в очередь, негромко обсуждая, какая же была еда в мирное время. Рядом с дедом из отряда скромно стояли подростки в трофейных немецких шинелях, при виде взрослых, опытных фронтовиков мальчишки застеснялись, в смущении следовали повсюду за дедом, как утята за уткой.

Разговоры в ожидании обеда шли про традиции приготовления еды у разных наций. После тяжелого боя людям хотелось отвлечься, хотя бы на несколько минут в мыслях вернуться к спокойному домашнему обеду, словно вспомнить, за что они воюют. Пожилой партизан, дед Юрец с густыми седыми усами, причмокивая, объяснял стоящему за ним молодому Кравченко в новехоньком необмятом комбинезоне танкиста секреты вкусной каши:

– В бабину кашу добавляешь ложку меда – и такой аромат, что слюнки текут. Масличка туда сливочного кусок, домашнего, своего, вот прямо с мой палец. И обратно ее в печь, чтобы упрела.

Кадык у голодного командира отделения ходил вверх-вниз от обилия слюны, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, поглядывая за движением короткой очереди.

Танки притаились в лесной глубине, заботливо укрытые брезентом и со срубленными влажными ветками для маскировки на броне. Мехвод Бабенко закончил замену трака на машине «052» и теперь уже успел нырнуть под корму родной машины, чтобы осмотреть трансмиссионное отделение