Шрифт:
Закладка:
Теперь с котелком сержант скромно встал в конце очереди за горячей пищей, наконец можно поесть и набраться сил. Такая тишина без звуков канонады, рвущихся снарядов всегда радовала и одновременно тревожила взрослого мужчину. Пара часов, и закончится позвякиванье ложек о металлические стенки котелков, стихнут неторопливые разговоры у костра. Начнется новая атака, где не будет уже места маленьким бытовым радостям. Его сослуживцы, Омаев, Логунов и Бочкин, уже съели свои порции и теперь расположились на куче из веток и поваленных бревнах, где с интересом слушали рассказы штрафников о случаях в боях. С дымящимся котелком Семен Михайлович вернулся к танку, где на его броне застыл с планшетом командир танковой роты, Алексей Соколов. После последних слов капитана НКВД Мельникова лейтенант словно не замечал ничего вокруг. Он пристроился на постепенно остывающей броне, накинув брезент так, чтобы осенняя морось не намочила карту, которую он внимательно рассматривал. Водная пыль оседала на брючины черного комбинезона и рукав кожаной куртки, но молодой командир ушел в собственные мысли. Информация о том, что в Речице их ждет мощная противотанковая оборона немцев, заглушила радость от удачно проведенного боя. Совсем недавно его боевой группе удалось выполнить боевую задачу – захватить оккупированный сектор плацдарма, а потом случайно получилось расстрелять механизированную колонну фашистов. Захваченная техника, пленные при небольших потерях в пехоте – есть чем гордиться молодому командиру. Но следующий этап военной операции советских войск – обход Гомеля с фланга через захват позиций в Речице опасен большими потерями. Тот самый обманный маневр, о котором говорил генерал на совещании в главном штабе танкового корпуса, поставлен под удар. В Речице корпус ждут укрепленные позиции противника, наверняка мощная артиллерия. Да и осуществлять прорыв к ней сейчас опасно, ведь мост по дороге через село Озерщина в город заминирован. За ударной танковой группой в тандеме с десантом штрафников через мост и дальше через поселок в сторону Речицы будут двигаться танковый корпус и две стрелковых дивизии, а это несколько сотен единиц техники и тысячи людей. Если попытаться атаковать немцев неожиданно, то при ожесточенном бое есть риск, что мост к поселку Озерщина будет разрушен и станет непригодным для форсирования Днепра. Глубина воды больше 1,3 метра, судя по карте, а с учетом осенних дождей уровень поднялся еще выше, и переход реки вброд невозможен для бронированных машин. Ширина протоки больше 300 метров не позволит быстро соорудить подходящую переправу, слишком много времени займет строительство моста. Наступление войск должно развиваться и дальше в стремительном темпе. В штабе корпуса не зря поставили задачу выбить немцев из Речицы стремительным лобовым ударом, в этом месте, как стекло от удара пули, начнет рушиться линия фронта, отбрасывая резервы немецких войск с оккупированных территорий все дальше от Гомеля на север. А там дальше будет на пути наступления Красной армии и Мосток, где его ждет Оля.
Алексей понимал, насколько важно прорвать оборону противника. Но как это сделать, избежав риска оставить под ударами артиллерии фашистов в поле перед мостом весь танковый полк? Если опираться на рассказ Мельникова, то немецкая оборона может остановить наступление корпуса, уничтожив технику и личный состав. Капитан Мельников говорил о противотанковых пушках «Pak». Узнать бы точнее их позиции и какие именно орудия привезли к Озерщине. Фашисты стали с недавних пор использовать орудия, которые способны подавить атаку даже тяжелой техники за считаные минуты. 88-миллиметровая зенитка, громоздкая, с семиметровым стволом, весом больше 4 тонн, но огромный «хобот» и стрельба фугасными и бронебойными снарядами делает ее смертоносной для танков. Две зенитки на той стороне моста точно не дадут пройти танкам через реку. Узенькая дорожка моста, где машины будут как на ладони и для маневров нет возможностей. Но есть у смертоносной зенитки существенный минус, недаром сами немцы называют установку «Scheunentor» – «амбарная дверь».
– Алексей Иванович, – мысли молодого человека прервал Бабенко, протянул снизу котелок с горячей едой и сухарь из своих запасов. – Пообедайте, пока горячее, я прихватил порцию на вас.
– Спасибо, – сухо кивнул лейтенант, достал из-за голенища ложку, начал есть, не чувствуя вкуса пищи.
Пожилого мехвода смутила реакция парня: сержант Бабенко хоть и был младше по званию, но по возрасту почти в два раза старше командира, за время, проведенное бок о бок в корпусе «тридцатьчетверки», он привык по-отечески заботиться об Алексее. Одинокий, без семьи, инженер-испытатель прикипел душой к отчаянному и при этом рассудительному парню, всегда приглядывая, поел ли молодой командир, не сполз ли с него брезент во время короткого сна на привале. Соколов в ответ платил ему благодарностью, в любых обстоятельствах общался с ним уважительно, признавая в совсем «невоенном» Бабенко уникального специалиста, чье знание особенностей танка не раз спасало жизни экипажу. Но сегодня лейтенант даже не понял, что принес ему заботливый Семен Михайлович, проглотил кашу, не жуя. Мысли его были далеко, а взгляд перемещался по карте с одной точки на другую.
– Товарищ танкист, – из мыслей его вырвал женский голос. Молодая женщина из партизанского отряда, Тамара, стояла, навалившись боком на броню.
– Извините, – спохватился Алексей, он ведь совсем забыл про раненых. – Вас… Вы голодны, наверное?.. Вот угощайтесь. – Он протянул котелок и ложку и залился краской от внутреннего смущения, что предлагает девушке грязную ложку из-за голенища сапога.
Но та отрицательно тряхнула головой:
– Я не хочу есть, спасибо. Мне поговорить с вами надо.
– Да, конечно. Вас скоро отправят на переправу, а оттуда в медсанбат. Уже скоро, ждем команды из штаба, когда трогаться. Можно спросить бинты чистые в пехотной роте, может быть, у них есть. Чтобы промыть рану, у меня есть сто граммов. – Соколов переживал за девушку и готов был помочь ей чем угодно. Он видел ее с милой береткой на черных кудрях, напоминавшей о мирной жизни и желании принарядиться. Все остальное – огромный черный ватник, стоптанные валенки, грязные, засохшие от крови обмотки – было из военной жизни, данью партизанского скрытного существования в лесу. А кокетливая беретка напомнила парню об Оле, его любимой, к которой он так сейчас рвался через линию фронта. Девушка снова сурово покачала головой и вдруг цепко придержала рукав лейтенанта:
– Товарищ командир, меня зовут Тамара Нарвич, позывной Катя, я заместитель комиссара
