Глава 18

Тюрьма и воля. Две стороны одной медали. Ибо без тюрьмы воли даже на воле не видать, а только одна анархия. А с анархией нам не по пути. Так что все государства, и наше не исключение, нуждаются в таком филиале ада на своей территории – тюрьме. Чтобы собирать там в кучу всяких чертей и их прихлебателей, а также заблудшие души.

Областная тюрьма со странным народным названием «Раздолье» располагалась в казематах восемнадцатого века, с башенками, толстыми стенами, колючей проволокой. Там мотали срок приговоренные, а в отдельном крыле содержались следственно-арестованные. И там, конечно, представители администрации мне были не рады. Даже в некоторой степени испуганы. Оно и понятно – в свой огород ОГПУ пускать было неохота, потому что в таком учреждении куча разных кулуарных секретов и грязного белья, которое не хочется выставлять напоказ. И у сотрудников было опасение, что именно этим я и займусь. Тем более в полпредстве мне выдали устрашающую бумагу, по которой я мог перевернуть все это хозяйство вверх тормашками.

Но мне было наплевать, как там с воли передачки передают, за мзду малую свидания устраивают. Меня это интересовало только в одном разрезе – как до сидящего три месяца в кутузке фигуранта дошли инструкции с воли. Вопросы в русской классической традиции: кто в этом виноват и что с ним делать?

Заместитель начальника кутузки по оперативным вопросам был жутко вертким, ушлым и хитрым жуком – другие в подобных учреждениях не выживают. Меня он сразу возлюбил как брата и готов был разбиться ради меня в лепешку, лишь бы я побыстрее умотал из его владений. Выслушав о моих печалях, он объявил:

– Тебе самому в наши дела лезть бесполезно – никогда не разберешься. А я обещаю, что все тебе узнаю. Ты пока по городу походи. Пива попей – оно у нэпманов покамест еще есть. Кепку себе купи или шляпу, а то с непокрытой головой ходишь.

– Картуз, – усмехнулся я.

Ясное дело, я все же попытался влезть во все закоулки, но тюремный оперативник был прав – фиг разберешься в этом винегрете.

Оперативник обещание сдержал. И через пару дней в своем полутемном кабинете с узкими окнами-бойницами положил передо мной на стол фототаблицу – изображения в фас и профиль ничем не примечательного, совершенно серого, немного похожего на крысу мужчины лет сорока.

– Ежи Вуйтович, мелкий жулик и спекулянт. Поляк. Родом из Сувалкской губернии, что в Польше. Жил в Западной Украине. Последние десять лет мотается по всей России. Перекати-поле.

– И чем он нам интересен? – вопросил я.

– Тем, что недавно по пустячному обвинению в мелком жульничестве садится к нам под следственный арест. Его даже арестовывать не хотели, но он закатил на суде такой концерт с матюгами, что у судьи рука не поднялась его освободить.

– Интересно, – кивнул я. – Давай дальше.

– Дальше вообще театр драмы и комедии. В камере он ведет себя вызывающе. Провоцирует конфликт с арестованными. Его переводят в другую камеру. Там повторяется тоже самое. Переводят в следующую. И там он успокаивается, становится образцовым следственно-арестованным.

– И в этой камере он сидит вместе с Папуасом, – предположил я.

– В корень зришь, чекист! Но не просто сидит. Они сходятся на дружеской ноге. Шепчутся. Ежи подкармливает оголодавшего Папуаса с передачек.

– То есть Ежи Вуйтович садился в тюрьму и устраивал концерты специально, чтобы попасть в камеру к Папуасу. А дальше?

– А дальше Папуас затевает с угрозыском эту игру со схроном. Назначается время выезда для проверки показаний. На следующий день Ежи из тюрьмы уходит.

– Как ему удалось?

– Вот тут последний штришок. Потерпевший от мошенничества забирает заявление, утверждая, что претензий никаких нет. А в приватном разговоре обмолвился с видимым удовольствием, что Ежи ему за эту театральную миниатюру денег отсыпал. Ну чтобы заявление написал и вовремя его обратно забрал. То есть Ежи – это связь Папуаса с волей, такой ретранслятор. Скорее всего, он и про схрон присоветовал. Это, брат мой, заковыристый план. И одному мелкому жулику он не под силу и без надобности. Тут руководящая длань¸ притом тяжелая, чувствуется.

– То есть Вуйтович сейчас на свободе? – осведомился я.

– Именно.

– Спасибо. Сильно помогли.

– Если чего, обращайтесь. ОГПУ тут всегда рады, – разулыбался главный тюремный оперативник, счастливый тем, что в ближайшее время меня не увидит.

Ну что ж, дело он сделал качественно. Мне бы такое ни в жизнь не раскопать. Забрав документы на Вуйтовича с его подробным описанием и фотографиями, я отправился в полпредство.

Воробьев, которому я доложил о результатах своих ненаучных изысканий, приободрился и загорелся азартом. Он тут же организовал проверку адреса фигуранта. Разведчики там наскоро провели оперативную установку.

Выяснилось, что Вуйтович после короткой отсидки вернулся на свое место проживания в Шанхайчике. Где и пребывал ныне в добром здравии, сытости и тепле. Появлялся на квартирке обычно после шести вечера, иногда с женщинами легкого поведения. Злоупотреблял спиртным. В деньгах недостатка не испытывал.

Вечером мы поехали его брать…

Глава 19

В Шанхайчике с давних времен проживали китайцы, которые на правом берегу реки и отстроили этот поселок, состоящий из двух-трёхэтажных домишек, закрученных в замысловатый лабиринт, где что сам черт, что сотрудник ОГПУ ногу сломит. Раньше там процветали известные на всю губернию злачные места. Здесь можно было найти плотские утехи, азартные игры и опий. Советская власть разогнала это гнездо порока. Китайцы куда-то съехали, на их место заселилась всякая голытьба и мелкобуржуазная шушера. Теперь это был просто окраинный район, правда, все такой же запутанный. И некоторые злачные места все же остались, только теперь уже с русским нэпманским разгульным оттенком.

Мы спешились с грузовика, и наша опергруппа углубилась в дебри Шанхайчика. Хорошо, что с нами был сотрудник угрозыска, который вырос в этом районе и знал здесь каждый столб. Он вывел к трехэтажному домику с облупившейся желтой штукатуркой. Двор был замусорен и неухожен. Там везде росли груды пустых ящиков и коробок, а в самом центре красовалась помойка, в которой увлеченно копались коты.

Чтобы подняться на лестничную площадку, пришлось идти галереями, спускаться и подниматься по ступенькам. Но все же мы наконец очутились перед потрескавшейся деревянной дверью на втором этаже.

Воробьев с уверенностью человека, привыкшего, что перед ним распахиваются все врата, забарабанил кулаком по двери и гаркнул:

– Вуйтович, открывай! ОГПУ!

Мне его молодецкий напор сразу показался несколько самонадеянным и рисковым. И фигурант, затаившийся в квартирке, был со мной полностью согласен.

Бах! Это сухой