Шрифт:
Закладка:
Черт, я уже, кажется, даже начинаю привыкать к косым взглядам!
Плохая привычка, ну ее нафиг!
Я засмотрелась на роскошно одетую даму, катившую в открытом экипаже. Вернее, на ее шляпу, на которой был устроен настоящий мясной натюрморт, и похихикала.
Цветы и даже фрукты я еще могу понять, но вот красиво уложенные на головном уборе колбасы и сосиски – это уже, по-моему, перебор!
Впрочем, дама с мясной композицией держалась с такой надменной важностью, как будто на ее голове сияла, по меньшей мере, императорская корона.
Но вот карета проехала, открыв противоположную сторону улицы, и я увидела там…
Я увидела там маленькую девочку лет семи-восьми.
Она стояла на перекрестке, а люди толкали ее, торопясь пройти мимо.
На груди у девочки был большой лоток, который она поддерживала руками.
Такую штуку я опять-таки видела в исторических фильмах. Это было старинное приспособление для уличной торговли, эдакий переносной прилавок. К деревянной доске крепились ремни, которые одевались продавцу на плечи.
Вот и получалось, что этот прилавок торговец носил на себе.
У девочки был огромный, явно рассчитанный на взрослого мужика, а не на такую малышку. Она стояла, пошатываясь от тяжести, и с трудом держала доску.
На доске были аккуратно разложены очень страшненькие и совершенно неаппетитные с виду пирожки. Несуразные, подгоревшие, к тому же еще и разного размера.
Маленькая продавщица выпечки с надеждой заглядывала в лица прохожим, но все куда-то спешили, толкались, бежали. Нехитрый товар никого не интересовал.
Некоторые и вовсе брезгливо отворачивались.
Ребёнок выглядел неухоженным – давно не мытые и тем более нечесаные светло-русые волосенки торчали во все стороны, чумазое личико было выпачкано в саже.
Точно так же, как и дырявое платьишко девочки, из которого она давно уже выросла.
Когда-то на нем даже были кружева, но сейчас они потемнели и были ободраны.
Совершенно потерянный, брошенный и никому не нужный ребенок. Точно так же, как были никому не нужны ее пирожки.
Я ждала, пока проедут фаэтоны, чтобы перейти на ту сторону улицы и подойти к девочке, но тут…
Несколько мальчишек, стоявших неподалеку от нее, о чем-то шушукались и ухмылялись, поглядывая на девочку.
И вдруг один из них подбежал и со всей силы дернул лоток, опрокинув его содержимое.
Девочка не выдержала, пошатнулась и упала вместе с лотком.
Несчастные хлебобулочные изделия полетели прямо в лужу, а так же под ноги проходящим людям. Какой-то важный полный господин споткнулся и зло закричал.
Но почему-то не на виновников, а на девчонку.
Пацаны загоготали, показывая на нее пальцем:
– Вот и собирай свои угольки, брошенка! Брошенка-брошенка, ха-ха-ха-ха!
Девочка заплакала. Ползая на коленках, она пыталась поднять лоток и собрать выпавшие пирожки.
Этого мое сердце не выдержало и я рванула через дорогу экипажам наперерез!
ГЛАВА 20
– Жить надоело, курица безмозглая?
Вслед мне неслись и куда более крепкие выражения. Но я уже была на другой стороне улице.
– А ну п-шли отсюда! – злобно рявкнула на заливающийся мальчишек.
– Ты еще кто?
– Ведьма! Не свалите сию же минуту – прокляну! Мертвецов с кладбища подниму и к вам домой отправлю. По два, нет, по три скелета. К каждому!
Мальчишек как ветром сдуло.
– И чтоб больше не смели ее задирать!
Я присела рядом с плачущей малышкой и протянула монетки, которые у меня были.
– Можно мне пирожок?
Она с удивлением посмотрела своими большими серыми глазами и вроде бы даже перестала плакать.
– Они упали. Все теперь грязные.
– Вот этот не упал.
Я подняла с лотка пирожок, который земли не касался. Правда, он все равно выглядел неаппетитно.
– Он с чем?
– С вареньем. Вишневым, – всхлипнула малышка. – У нас только варенье осталось, последняя банка…
– М-м-м, вкуснятина, – я даже глаза закрыла от неземного удовольствия. – Сама делала?
– Ага. Правда, вкусно? – зарделась девочка.
Слезы высохли, и она даже готова была улыбнуться.
– Зуб даю, – поклялась я.
Хотя вряд ли правомерно клясться такими зубами, как у Манон – торчащими, как у мудрого кролика.
– Жалко, что больше никто, кроме вас, не попробовал, – помрачнела малышка. – Я так старалась! Последние продукты потратила. Думала, если продам пирожки, мы сможем заплатить налог...
Слово «налог» в ее устах прозвучало обреченно.
– Какой налог?
– За мамину пекарню. Мы там живем. Если не заплатим – сборщик налогов господин Барбароса ее отберет и выгонит…
– Вы живете в пекарне с мамой? Как она называется?
– «Господин Крендель». Это мама название придумала. Живем мы там с папой, – девчушка наивно пояснила. – Мама от нас ушла, потому что мы были плохие, и ей с нами стало скучно.
Она явно говорила чужими взрослыми словами, отчего у меня защемило сердце.
К горлу подступил тяжёлый ком.
– Давай-ка я отведу тебя домой, к папе.
– Не надо к папе! – испугалась девчушка. – Сейчас – не надо к папе! Он там с ярыжками кабацкими. Их прогнать никак невозможно. Как ярыжки уйдут – тогда можно.
Звучит еще ужаснее.
– А как тебя зовут?
– Миша, – застенчиво улыбнулась девочка.
Прямо как будто солнышко выглянуло.
С помощью осторожных наводящих вопросов я выяснила, грустную историю Миши.
Оказалось, родная мама Мишель умерла давным-давно. Спустя какое-то время ее отец женился на другой – симпатичной хозяйке ближайшей пекарни по имени Паулита.
Но она не стала злой мачехой – наоборот, нашла с Мишей общий язык.
