Шрифт:
Закладка:
«Не может быть! Этого не может быть!»- не верил Павел своим глазам.
— Хочу тридцать рублей, — произнес он вслух и выудил из кармана три десятки.
— Сто! Хочу сто рублей! — сказал и обнаружил их в трельяже супруги.
«Неужели я стал богатым? — подумал Павел. — Я становлюсь богатым!»
* * *Теперь партнеры по преферансу на него смотрели по-иному. Еще бы! Не прошло и недели, а он вернул все деньги и даже завел в кармане лишние!
— Признайся, Паша, ты, наверное, ограбил банк, — как всегда подтрунивал над ним очкастый, но теперь в его голосе и не сквозило сарказмом.
— И не один, — поддакивал ему Павел.
И в карты теперь он был не из последних. Уходил опять навеселе, но уже довольный жизнью. И кто поверит, что еще неделю назад он был чуть ли не на грани самоубийства?
Возвращался снова под утро. И снова в той же темной глухой подворотне его поджидал человек в черном.
— Ну как, Павел, такая жизнь тебе нравится?
Павел был хорошо на бровях. Он посмотрел прищурено на заговорившего с ним и, узнав его, произнес:
— А, это ты? Что тебе опять надобно?
— Да все того же, Павел, все того же…
— Душу, что ли? Да забирай! На кой хрен она мне теперь нужна! Теперь я и без души прожить могу: видал, как мне везет? Видал, какими деньками ворочаю? Хочешь, и тебе отвалю? На — не жалко! — он стал выуживать из карманов банкноты и бросать их человеку в черном. — Бери, Паша щедрый, Паша никого не обидит!
— Вот и договорились. Через полгода окончательный расчет.
Сказал и пропал.
— Что-что через полгода? — не расслышал Павел, но, увидев, что человек исчез, махнул на него рукой и побрел восвояси.
Уже засыпая, почувствовал, как что-то отделяется от его тела и поднимается вверх. Светлое, будто посеребренное, и какое-то воздушное, эфемерное.
«Неужели душа!»- подумал Павел и встревожился не на шутку. Кто-то хочет увести его душу? Человек в черном?
Павел встрепенулся, серебристая оболочка быстро вернулась в него, и он проснулся. По крайней мере, открыл глаза, а спал он или не спал, сказать точно не мог, но очнулся весь в поту.
Выходит, вот плата за то, что ему так легко стали доставаться деньги: его душа! И всякий раз, когда он засыпает, некто уводит её и делает с нею всё, что ему заблагорассудится!
А через полгода? Через полгода Павел и вовсе её потеряет?
Павел в ужасе затрепетал. Такого страха он не испытывал, наверное, с самого детства, когда однажды осмелился с другом забрести в полночь на топкие болота. Но как остановить этот процесс? Он же сам согласился отдать свою душу! Значит, договор вступил в силу, значит, он сам подписал себе приговор!
Павел сник. Ему казалось совсем безвыходным положение.
Но если он не будет желать этих денег? Быть может, они не будут и появляться? Того, что есть, хватит на первые дни. Можно будет устроиться на работу и зарабатывать деньги честным трудом, а карты навсегда забыть: они же такое зло, как и деньги.
Эта мысль немного успокоила Павла. И хотя на работу ему так и не удалось устроиться, он твердо решил жить по-другому.
* * *За полгода человек в черном ни разу Павлу больше не являлся. Но ровно в назначенный срок он снова встретился ему в темной глухой подворотне. Павел не испугался его. Он был готов к этой встрече.
Человек в черном улыбнулся, и Павел увидел, как загорелись в темноте его глаза.
«Глаза хищника», — подумалось Павлу.
— Ну что, мой друг вполне насладился жизнью? Уж чего-чего, а денег у тебя, как я и обещал, было предостаточно.
— Спасибо, милый друг. Действительно, столько денег, сколько прошло через мою мошну, не имел, наверное, даже сам Крез. Чего же ты хочешь?
— Я? Скромно: по договору. Ты, помнится, взамен обещал мне свою душу.
— Ах, душу! Наверное и так, — не стал препираться с ним Павел.
— Тогда отдай же ее мне, отдай! — протянул свои когтистые руки к Павлу человек в черном, и Павел почувствовал, как нечто начинают вытягивать из него.
Павел повернул голову и увидел, что внизу, всего в метре от него, лежит, распластавшись, его физическое тело.
Получается, он теперь совсем не он? А он есть то, чего так жаждет человек в черном?
Павел испугался, и ему захотелось обратно, в свою земную оболочку. Он увидел, что с нею окончательно еще не разорвана связь, что от него еще тянется вниз, к его плоти, серебряная нить, и что через нее он еще ощущает себя целым и неразделимым. Но кто-то упорно хочет её разорвать, какие-то темные силы тянут его со всех сторон во тьму, в страшную бездонную пропасть без всякого просвета, и нет возможности вернуться, и нить становится все тоньше и тоньше, пока, наконец, совсем не обрывается…
«Ну что ж, — подумал Павел, — это был мой сознательный выбор и раскаиваться я теперь не вправе…»
А вокруг него уже вихрем кружились какие-то тени. Они торжествовали, Павел чувствовал это по вибрации, странным и необычным звукам, режущим слух. И торжество их было кошмарным.
Но Павел не зря провел эти полгода. Он подготовил себя и к более ужасному. Он знал, чем он теперь будет жить. Он будет жить тем, что успел сделать за те короткие полгода, прошедшие с того момента, когда он впервые встретил человека в черном.
А тьма все уплотнялась, и тени все пуще неистовствовали: шипели, жужжали и вскрикивали в восторге, увлекая за собой Павла.
Но вдруг где-то в вышине над ним заструился яркий голубой свет и прорезал сгустившуюся тьму, осветив Павла.
Тени шарахнулись в стороны, заметались в страхе, не смея вторгнуться в зону света и будто о преграду разбиваясь