– Лететь нельзя, говоришь? – прищурилась Цю Сюхуа и внезапно бросилась на него с поднятым мечом.

Ючжэня готовили в целители, а не в воины, и владеть мечом как следует не учили, но кое-что он, безусловно, знал – к тому же у него была метелка-фучэнь. Мало кто в самом деле воспринимал ее, необходимый в ритуалах предмет, как оружие, а она была и им тоже. В пути даосов могло ждать всякое, и Ючжэнь, не чувствуя склонности к мечу, усердно осваивал приемы сражения фучэнь. Выхватив ее из-за пояса, он перепрыгнул ствол, оставив его между собой и Цю Сюхуа. Какое-то время они перемещались вдоль дерева: девушка нападала, Ючжэнь уклонялся, потом, улучив мгновение, махнул метелкой по ногам противницы, отвлекая, и перескочил ей за спину. Цю Сюхуа чуть слышно охнула, но не замедлилась, стремительно разворачиваясь, и Ючжэнь принял удар клинка на рукоять фучэнь. Заклинательница сражалась хорошо, несмотря на усталость, ее «мягкий» меч[112] был почти безупречен, но и Ючжэнь просто так сдаваться не собирался. Закрутив метелку так, что пучок волоса превратился в сплошной круг, он поднырнул под меч, выйдя с другой стороны и вынуждая Цю Сюхуа повернуться следом за ним, и еще раз, и еще… и внезапно подался вперед, скрещивая фучэнь с мечом. Конский волос обвился вокруг клинка, тот дернулся пару раз, замедляя движение, и остановился. Противники замерли лицом к лицу; Цю Сюхуа тяжело дышала, ощутимо вздрагивая, Ючжэнь безмятежно улыбался, глядя прямо в черные огненные глаза – так близко от его собственных. Девушка моргнула и отстранилась первой:

– Хорошо, Си Ючжэнь, пока что ты меня убедил, что не будешь обузой в пути, – и независимо повела плечом, вкладывая меч в ножны.

– Если сделаешь что-то хорошее, никогда не жалей об этом. Жалей только о том, что плохо, – ответил Ючжэнь пословицей и уважительно поклонился. – Благодарю за поединок, дева Цю.

Цю Сюхуа фыркнула – совсем как норовистая лошадка, – но выглядеть стала куда более дружелюбной.

В деревне, о которой говорил Ючжэнь, лошадей удалось купить без труда, что удивительно: крестьяне обычно держали волов и мулов. Мирная кобылка забрела в деревню пару лет назад: сбежала то ли от хозяев, то ли от разбойников, что этих хозяев ограбили, – недалеко пролегал наезженный тракт, и случалось там всякое. Жеребец тоже попал сюда случайно: захромал, отстал от военного обоза, и за ним никто так и не вернулся. Настоящий красавец, стройный, редкой масти – вишнево-гнедой, не давал себя ни оседлать, ни запрячь, и пожилой крестьянин, что взялся присматривать за обоими животными, долго извинялся перед Ючжэнем и еще не хотел брать с путников полную стоимость – дескать, идущим Путем надо помогать. Ючжэнь, однако, уговорил его принять деньги и заверил, что попробует поладить со строптивым конем.

Ючжэнь собрал на поле свежей травы и предложил ее коню, ласково с ним разговаривая. Это было нетрудно: при взгляде на красавца хотелось то ли молиться, то ли читать стихи – обычных слов явно не хватало. Конь, вытянув шею, настороженно обнюхал угощение, несколько раз обошел незнакомца, кося светло-карим глазом, а потом хмыкнул совершенно по-человечески и бережно взял из рук Ючжэня всю охапку травы. Прожевал, проглотил и умиротворенно опустил голову юноше на плечо.

– Молодец, умница, – Ючжэнь продолжал с ним разговаривать, наглаживая мягкую гриву. – У него есть имя?

– Да кто же его знает, даочжан, – отозвался хозяин, благоговейно глядя на молодого даоса. – Прежнее поди угадай, новое придумать было недосуг.

– Тогда будешь Огонек, идет?

Конь согласно фыркнул. Седлая его, Ючжэнь поймал мягкий, задумчивый взгляд Цю Сюхуа, уже сидевшей на своей лошадке по кличке Скромница. Встретившись глазами с Ючжэнем, она поспешно отвернулась и дернула поводья.

Несмотря на гордый и независимый нрав, Цю Сюхуа оказалась спутницей вполне приятной и неприхотливой. Правда, поначалу пыталась увильнуть от укрепляющего отвара, который предложил ей Ючжэнь под вечер, но потом смирилась: ей все еще нездоровилось. Проверяя запасы лечебных трав и попутно осматриваясь в поисках новых, Ючжэнь не переставал думать о том, что вот она, прекрасная возможность из первых рук узнать о тех самых волшебных заклинательских травах-линцао, которыми он грезил не один год. Однако вряд ли такими сведениями поделятся с почти незнакомцем; к тому же он сам до сих пор не знает, куда они идут, – благоразумнее подождать удобного случая.

Удобный случай представился скорее, чем он предполагал.

Через несколько дней после того, как они покинули деревню, до того густой лес стал постепенно редеть, и к вечеру путники почти достигли опушки. Выход из леса решили отложить на утро, и в поисках удобного места для ночлега Ючжэнь обнаружил неподалеку полуразрушенную каменную ограду. За ней оказались руины некогда роскошного поместья: по остаткам фундамента насчитывалось не менее восьми построек. Лучше всего сохранился «хвост тигра» – пристройка с северной стороны бывшего главного дома, на месте была даже крыша, пусть окна и зияли провалами в сгнивших рамах. С виду вполне мирное место, хоть и печальное в своей покинутости, однако Ючжэню резко стало не по себе.

– Что тут? – спросила подошедшая Цю Сюхуа.

– Чувствую нарушение баланса инь и ян. Странно, поместье заброшено уже давно, даже если кто-то умер здесь насильственной смертью, равновесие должно было восстановиться.

– Необязательно, – заклинательница хмуро осмотрела двор. – Много темной энергии. Это плохо. Здесь наверняка завелась какая-то нечисть… Я бы предложила вернуться к лошадям и обнести место ночлега талисманами и печатями, но, если тут и правда что-то есть, в покое нас не оставят. Проще разобраться с ним на месте. Ты когда-нибудь встречался с нечистью?

– Разве что с мелкой.

– Тогда не путайся под ногами. Сначала запрем ее тут, чтобы не сбежала. Солнце почти село, времени мало.

Цю Сюхуа обошла поместье вдоль ограды и прикрепила по четырем сторонам света талисманы, между ними начертила ограничительные печати – они испускали мягкое серебристое сияние. Не желавший быть обузой Ючжэнь зажег лотосовые благовония и прошелся по следам заклинательницы, оставляя по палочке через каждые два чжана. Лотос издавна отпугивал нечисть, может, подействует и теперь.

Тем временем солнце село, и двор погрузился в почти полную темноту, разгоняемую лишь светом печатей.

– Разведи огонь, – бросила Цю Сюхуа, вынимая из ножен меч и обшаривая взглядом молчаливые руины. – Мы заперли нечисть внутри круга, прятаться бесполезно. Чем раньше ее выманим, тем лучше.

Ючжэнь повиновался. Вскоре в центре двора заплясало пламя небольшого костерка; юноша скрутил факел из палки и сухой травы и встал возле, держа наготове и метелку. По ощущениям, прошло не больше пары кэ, когда из дальнего конца двора, как раз со стороны «хвоста тигра», послышался равномерный стук, словно в землю вбивали сваи или просто колотили по ней дубинкой.

– Цзянши, ну и мерзость! – выплюнула Цю Сюхуа, поудобнее перехватывая меч. – Не дай ему ранить себя, когти этих тварей отравлены трупной ци!

В дрожащем круге света от костра появилась высокая фигура в рваном лазурном ханьфу. Передвигалась она прыжками – окоченевшие ноги трупа не гнулись, это и производило те самые глухие звуки ударов. Руки цзянши вытянул перед собой, в свете костра блестели черные когти на скрюченных пальцах. Кожа ожившего трупа была зеленовато-белой, сморщенной, волосы нечесаными патлами торчали в разные стороны. Ючжэня передернуло: одно дело – читать о таких существах, совсем другое – видеть своими глазами.

Еще он никак не мог отделаться от мысли, что цзянши просто так не становятся. Они получаются в результате темных ритуалов, насильственной смерти, отсутствия погребения, самоубийства или захвата тела злым духом; и, как бы то ни было, человек не выбирает стать таким после смерти. Пусть даже изначальной души в этой искаженной оболочке уже нет, никто не заслуживает подобной участи.

Цю Сюхуа удалось подобраться к трупу и полоснуть его мечом, но рана, плеснувшая белесой жидкостью, затянулась прямо на глазах. Выругавшись, девушка отскочила и схватилась за меч уже обеими руками, вливая в него духовную энергию. Клинок серебристо засветился, заклинательница сделала новый выпад, достала цзянши – на сей раз по ноге, – но с тем же успехом. Раны затягивались почти сразу, словно их и не было.

– В чем дело? –