– Как ты хорош, – ворковала она, водя перепончатыми ладонями по груди и плечам Хаоса, и внезапно упала, распластавшись плоской грудью на камне.

Перед ней стояла Нокте. Взгляд серых глаз обжигал, ровные зубы скалились.

Сирена зашипела в ответ, но не увидела страха в потемневших глазах девушки, которая оттолкнула ее от Хаоса. Нокте ударила тритона по лицу, стараясь привести в чувства.

– Отсюда не уйти живыми! – прорычала Сирена, шевеля хвостом и ползя за добычей.

У Нокте заложило уши. В панике она бросилась к расщелине в полу. Сделав спасительный вдох, девушка потянула Хаоса за собой, и они рухнули в море.

Вода с шумом поднялась, расходясь пенистыми кругами.

Что-то подхватило девушку и понесло в сторону берега. Шрамы от жабр на горле и ребрах саднили. Нокте попыталась встать, но от слабости колени подогнулись, и она вновь рухнула на песок. Жесткий, колючий, здесь он был таким же чужим, как замок и та жизнь, которую она провела в роли королевы Сорфмарана. Переводя дыхание, девушка стала всматриваться в воду, надеясь увидеть Хаоса. Тритон лежал на спине, раскинув руки в стороны, пока не выбрался следом, лег рядом и больше не шевелился, глядя Нокте в глаза.

– Монстр создан не стихией. Ни одна русалка не может родить подобное, даже воды Сомбры не обратят дитя моря в это… – прохрипел он и убрал мокрую прядь со лба Нокте.

На берегу послышались топот шагов и мужские голоса. Тритон потянул девушку к камням, беглецы укрылись в их тени. Прижав колени к груди, Нокте вспомнила, как когда-то пряталась от принца и его свиты.

– Ищите ее, она не могла далеко уйти! – мимо их укрытия пробежал один из стражников. В полумраке его начищенный до блеска нагрудник сверкал.

– Ее Величество будет недовольна, – проворчал второй, остановившись у камней.

Хаос шевельнулся, и Нокте приложила ладонь к его рту, внимательно наблюдая за вторым мужчиной. Тот осмотрел берег и вернулся к напарнику.

– Нигде нет, да и темно.

– Потому что ты, бестолочь, не взял ни фонаря, ни факела! – парировал другой.

– Вот сам бы и брал! Нас так спешно вызвали, я едва успел соскочить со служанки и застегнуть ремень.

Послышалась возня, лязг доспехов, и мужчины удалились. Когда их голоса смолкли, Нокте выждала еще несколько томительных минут и на коленях выползла из укрытия.

«Зачем я понадобилась королеве? Почему она будет недовольна?» – думать мешала боль в груди, о которой Нокте старалась забыть. Сделав вдох, девушка оттянула потяжелевшую от воды ночную рубашку и, оторвав нижнее кружево, перевязала руку Хаосу. Тритон терпеливо снес ее заботу. Сегодня они стали ближе, чем за проведенное на Утесе время.

«Я узнала, кто убивал тритонов, но вопросов стало еще больше», – Нокте отдала бы все, чтобы оказаться в своем замке, подальше от этого кошмара.

Прячась за кустами и широкими деревьями, они добрались до конюшен. Кучера собрались компанией у фонтана и болтали, кто-то сидел на козлах, выпивал и играл с дружками в карты.

Хаос привел ее к балкону и уже знакомому плющу, по которому они взобрались наверх. В гостиной при зажженных свечах их дожидалась Агнес.

– Наконец-то! – с облегчением выдохнула служанка и поторопилась отправить Нокте в горячую ванну. Пока госпожа грелась, Агнес занялась перевязкой тритона.

– Видишь, я не солгала, теперь ты знаешь, кто убил твоего брата, – костлявыми старческими пальцами морская колдунья смазала его руку мазью и затянула повязкой.

Хаос скривился, пытаясь осознать произошедшее. Вот он стоит в гроте у стены, будоражащая душу и тело вибрация проникает под каждую чешуйку. Ему стало легко, будто он не шел по каменному полу, а плыл сквозь воздушную пену к чарующему голосу самого прекрасного, соблазнительного существа в морском царстве. Но стоило песне умолкнуть, как медленными толчками сознание стало возвращаться к Хаосу. Тело ударилось о холодную воду, и тритон окончательно пришел в себя, видя, как Нокте затягивает на дно. Он успел схватить ее за талию и подтолкнул к берегу, оставшись в живительной воде, смывая дурман Сирены. Настоящий ужас пришел к нему, когда тритон лежал на берегу и глядел в расширенные зрачки Нокте, слышал ее хриплое дыхание, видел, как уголки губ кривятся от боли, а дрожащие руки прижимаются к сердцу. Если бы не девушка, отбившая его у Сирены, от Хаоса остались бы только обглоданные кости.

Сгорбившись в кресле у полыхающего камина, Нокте обнимала колени и неотрывно смотрела на золотисто-алое пламя. Зажмурившись, девушка закрыла уши ладонями, отдающиеся в голове стоны Реджины перекрыли голоса Агнес и тритона. Нокте вздрогнула и на подгибающихся ногах дошла до двери и, прижавшись к косяку, прислушалась.

– Я не хочу, чтобы она узнала всю правду!

– Ты умело притворяешься старухой, – в мужском голосе звучала неприязнь. Нокте сосредоточилась, вслушиваясь в каждое слово.

– Что ты увидел? – спросила Агнес.

– Чудовище, которому нет имени, нет объяснения…

– Оно так ужасно? Расскажи мне, Хаос, – съехидничала служанка. Нокте удивило ее простодушие.

«Почему она его не боится? Смело обращается по имени, будто они давно знакомы». Вопросы возникали один за другим:

«Когда мы оказались на балконе, Агнес нас поджидала. Почему Хаос последовал за мной в пещеру, почему спас, если ненавидит?»

– В видениях я увидела королеву, но не монстра, о котором ты говоришь. Кажется, все не так просто. Как обычный человек мог обуздать это существо? Вряд ли деньгами.

– Женщина не боялась. Они с Сиреной сплелись тело к телу, будто это происходило не первый раз. Я никогда подобного не видел.

Агнес хрипло засмеялась:

– Да ты вообще ничего не видел, кроме Сомбры и Имбры, откуда тебе знать о том, как сложены люди. Ты – малек, вышедший из жемчужины-икринки и увидевший лишь то, что тебя окружает, но не весь мир. Однако скажи, моя рыбка больше не вызывает у тебя былого отвращения? Ведь ты спас ее, я видела. Хотя мог бы и оставить в море тонуть…

«Рыбка…» – знакомое ласковое слово всплыло в воспоминаниях Нокте. Опустившись на пол, она закрыла глаза.

Черный утес был погружен в темноту ночи, озаряемую вспышками молний. Море и небо устроили битву: водоворот уносил в свою воронку одинокий корабль, высокие волны с шумом накатывали на берег, ударялись о скалы и торчащие рифы. Перепуганные матросы держались за мачты, но разбушевавшаяся стихия заливала палубу, стекала по форштевню[17] на нос корабля с фигурой деревянной русалки-оберега. От ярких вспышек молний лицо морской девы напоминало скалящуюся маску. Черные, непроницаемые тучи клубились над кораблем, бьющие из них молнии очерчивали незримую стену, сквозь которую,