Остановились в Знаменке, и, по-видимому, на долгое время, потому что эшелон упорно не желал двигаться с места.

Продолжая пребывать в своем лихорадочном полузабытьи, я услышал за стенкой вагона чьи-то громкие голоса и упоминание моего собственного имени.

– Вам командира? – говорил кто-то из моих подрывников кому-то неизвестному. – Командир здесь, вот в этом вагоне… Только он нездоров и спит… приказал его не трогать.

– Это безразлично!.. Немедленно же разбудите вашего командира и передайте, что его требует к себе начальник штаба корпуса!.. Он находится здесь же, в Знаменке, в своем вагоне… Очень важное и спешное дело!..

Через какую-нибудь минуту мне пришлось окончательно расстаться со своими лихорадочными грезами и, быстро облачившись и прицепив оружие, двинуться вдоль железнодорожных путей по указанному направлению.

К счастью, вагон начальника штаба находился поблизости, и вскоре я очутился в одном из его купе, где меня встретил симпатичный и улыбающийся генерал.

– Не судьба, не судьба вам еще и на этот раз попасть к своим! – заявил он мне, как бы извиняясь. – Придется вам задержаться и поработать еще здесь, в районе нашего корпуса… Ваша часть в достаточной мере прославлена своею доблестью – так поработайте еще с нами… Время и обстоятельства заставляют нас задержать ваше стремление к Киеву…

– Слушаюсь, ваше превосходительство!.. – пробормотал я, несколько смущенный упавшею на наши головы неожиданностью.

– Ваши люди – один восторг! – снова улыбаясь, сказал начальник штаба. – Все ваши кадеты, юнкера и студенты вызывают всеобщую похвалу, в которой, впрочем, они особенно и не нуждаются. Эта юная сила истинной России, исполняющая свой патриотический долг не за страх, а за совесть… К тому же у вас есть и пулеметы, такие редкие по теперешнему времени… Итак, оставайтесь в Знаменке и вслед за тем направляйтесь к новой работе!..

– Слушаюсь! – повторил я. – Быть может, вашему превосходительству будет угодно сообщить мне о сущности возложенной на меня задачи?

Лицо симпатичного генерала сделалось серьезным.

– Не скрою от вас, что задача эта не относится к числу легких… Вам, вероятно, хорошо известно, что весь этот район кишмя кишит всякими разбойничьими бандами, называющими себя повстанцами и в то же время занимающимися грабежами и порчею железных дорог… Так вот нам и нужно воспрепятствовать подобного рода преступной деятельности! Уверен, что ваши юнкера, кадеты и добровольцы-немцы справятся с такою задачею великолепно… Ведь у вас же много коней… А потому капитан Хлебников и ждет ваших молодцов с нетерпением…

– Капитан Хлебников? – переспросил я. – Куда же прикажете нам направляться, ваше превосходительство?

– Пока – непосредственно на станцию Фундуклеевка! Отряд Хлебникова охраняет путь в обе стороны к соседним станциям и, кроме того, принужден устраивать экспедиции в окрестные села, чтобы отгонять повстанцев. Они не успокаиваются и нападают на наши поезда.

После этих слов генерал заметно понизил голос и закончил свою речь почти шепотом:

– Сейчас положение хлебниковского отряда в высшей степени тяжелое. Он ждет ночного нападения на станцию. И такое нападение может оказаться роковым для всего отряда. Повстанцы многочисленны, смелы и свободно могут вырезать всех добровольцев!.. А потому сейчас же получите приказ и немедленно направляйтесь на помощь храброму капитану… Повторяю, что он ждет ваших кадет и юнкеров как манны небесной…

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – ответил я в последний раз и направился к выходу, но генерал поспешил меня задержать и добавил чуть слышно:

– Примите и сами все меры предосторожности на пути в Фундуклеевку! Особенно будьте начеку в Цыбулеве. У меня есть сведения, что повстанцы собираются устроить ночное нападение!

Приложив руку к козырьку и щелкнув шпорами, я распрощался с симпатичным генералом и вышел из его уютного вагона, тотчас же погрузившись в ночную тьму.

«Приятные перспективы открываются перед нами взамен свидания с друзьями в Киеве, – подумал я с досадой. – Вот тебе и торжественное движение на Петроград… Не судьба, видно, нам дожить целыми до светлых дней!..»

И, пребывая уже в самом прозаическом настроении, усугубляемом приступом возобновившейся лихорадки, я тотчас же направился отдавать необходимые распоряжения.

Эшелон наш продолжал оставаться неразгруженным, а потому ровно через полчаса мы уже ехали в новом направлении, быстро удаляясь от Знаменки.

Я снова лежал на сене, кутаясь в шинель и страдая от озноба.

В соседнем вагоне все так же фыркали кони, но прежде оживленные разговоры добровольцев умолкли, уступив свое место отрывистой солдатской ругани.

Неожиданный сюрприз, преподнесенный нашему эшелону симпатичным начальником штаба в Знаменке, не мог не отозваться и на настроении большинства подрывников. Рассказы о легендарных нападениях повстанцев и их головорезах-атаманах были хорошо знакомы добровольцам и не могли способствовать сохранению радужных надежд, наполнявших их усталые сердца всего каких-нибудь два-три часа тому назад…

«Что-то будет через час? – думали многие. – Возможно, что повстанцы уже ждут нашего поезда где-нибудь на расстоянии версты…»

Но несмотря на такого рода ожидания, мы благополучно миновали ночью пресловутое Цыбулево, так же благополучно прибыли перед самым рассветом к месту своего назначения. Эшелон остановился.

– Ну вот и доехали! – услышал я сквозь сон голос своего друга и давнишнего сослуживца Г.М. Меркулова. – И ничего не случилось – все обошлось мирно и спокойно, и ни о каких повстанцах не было и помину!

– Это Фундуклеевка? – спросил я, с трудом приподняв голову.

– Она самая. Место пребывания капитана Хлебникова.

Я продолжал чувствовать себя нездоровым и потому попросил Меркулова пройти на станцию и доложить кому следовало о прибытии нашего отряда.

– Узнай, дорогой Григорий Михайлович, кто командует нами и куда переставят эшелон… Меня все еще не покидает проклятая лихорадка…

Меркулов ушел, захватив с собою дежурного по эшелону. В открытую дверь вагона начал медленно вползать серый рассвет и холодная болотная сырость… Я зарылся поглубже в сено, ожидая возвращения Меркулова, который, как мне показалось, пребывал в отлучке всего несколько минут. За вагонными стенами стояла все та же непроницаемая и влажная темнота, как и в момент нашего прибытия.

«Все здесь еще спят мирным сном, на этой Фундуклеевке! – подумал я, кутаясь в попону. – Меркулов только наделает лишнего переполоху, разыскивая Хлебникова…»

И вдруг – мои апатичные размышления были молниеносно прерваны неожиданным треском, раздавшимся где-то совсем поблизости. За первым треском последовал второй, а за ними уже отчетливо застучали где-то пулеметы, и с грохотом разорвался упавший около самого поезда снаряд…

Годы войны приучили ко всякого рода неожиданностям. Секунда – и я уже выскочил из вагона, окунувшись в холодную предрассветную полутьму. Вдали, за выделявшимися на сером небе силуэтами деревьев, слышались громкие, отрывистые крики и беспорядочный топот десятков бегущих ног…

И опять где-то уже совсем