итогом всей их семейной истории: «Хочу сказать вам, дорогие дочери, что я чувствую побуждение усердно благодарить Господа Бога и желаю, чтобы вы также Его благодарили, так как я чувствую, что наша семья, хотя она и очень смиренная, удостоилась быть в числе избранных у нашего всеблагого Создателя».

И теперь, между тем, как Церковь ожидает увидеть его прославленным вместе с его супругой, — в истории это будет первый случай пары, что вместе удостоится чести быть вознесенной на алтари, — в нашей памяти всплывает прославление, которое Тереза возносила ему уже тогда, когда ее отец пребывал в пропасти унижения.

Тогда она написала сестре слова, которые кажутся пророчеством: «Скоро мы будем в нашей родной земле. Скоро радости нашего детства, воскресные вечера, наши секретные разговоры… все будет нам возвращено навечно, да еще и с процентами. Иисус возвратит нам радости, которых Он лишил нас на миг!.. Тогда мы увидим, как от сияющей головы нашего дорогого папы будут изливаться потоки света, и каждый из его седых волос будет как солнце, которое исполнит нас радостью и счастьем!..» (П.23 июля 1891 г.).

БЛАЖЕННЫЙ ДАНИЭЛЕ КОМБОНИ

(1831–1881 гг.)

«Мы особенным образом осуждаем нелепое мнение тех, кто не боится утверждать, что негры не являются частью человечества и не наделены человеческой душой».

Было 3 января 1870 года, когда эти слова прозвучали в зале заседаний Первого Ватиканского Собора.

Обсуждался документ «О католической вере», и один из епископов юга Соединенных Штатов попросил, чтобы это «осуждение» было включено в текст, предложенный к обсуждению, поскольку в Америке еще были распространены книги, учившие, будто чернокожие американцы находятся на ступени развития на полпути между животными и человеком.

Прежде чем удивиться подобным дебатам, следовало бы вспомнить, что в «Mein Kampf» Гитлера (книге, вышедшей в свет семьдесят лет тому назад, которую нацизм хотел сделать новым евангелием Европы!) мы читаем: «Это грех против разума, так как это преступное безумие: учить негра, существо, которое по происхождению своему — полуобезьяна, с притязанием сделать его адвокатом…»

В официальных текстах нацизма подобная «расовая наука» считалась открытием, подобным лишь революционному учению Коперника.

— И обвинения обрушивались против Католической церкви, так как со своей «универсалистской позиции» она преподавала «одряхлевшие» и «устаревшие» доктрины.

«Расовая наука, — поясняли пропагандисты того времени, — не была открыта на амвонах Церкви, и, следовательно, та не компетентна рассуждать о ней. От универсалистских доктрин погибло много людей. Теперь, под знаком расистской идеи, развивается великий процесс европейского пробуждения» (Розенберг, Речь от 6 сентября 1938 г.).

— И провозглашали, что в числе крупных сил, которые непреклонно противостоят сообществу белых народов, объединенных нордической кровью, находится Римская церковь… Делая это, она выступает против Европы» (Nazionalsozialistische Monatshefte, Ноябрь 1938 г.).

Итак, что касается этих вопросов, то Римская церковь вступила в борьбу уже в первой половине нашего века, когда некоторые немецкие интеллектуалы заявляли, что необходимо вновь восстановить юридическое понятие «раб», применяя его уже не только к отдельным индивидуумам, а к целым народам.

Тогда возвысил свой голос Пий XI:

«Мы не хотим ничего разделять в человеческой семье… Люди это прежде всего большая единая семья живущих». «Дети разных рас — люди, а не звери или какие-то другие существа, и человеческое достоинство заключается в том, что все составляют одну семью — человеческий род. Церковь учит нас думать, чувствовать, рассматривать проблему таким образом… Таков ее ответ на дискуссии, которые в наши дни волнуют мир. Все люди являются предметом одной и той же материнской любви; все призваны к одному и тому же свету…» (Речь от 28 июля 1938 г.).

Мы пожелали остановиться на этих горьких воспоминаниях нашего недавнего прошлого по двум причинам: прежде всего потому, что в наши дни наблюдаются новые взрывы расизма из-за миграционных явлений последних лет, а затем чтобы еще яснее подчеркнуть — в подобном мраке — свет совести и сердечное мужество, с которыми Даниэле Комбони в середине XIX века ощутил себя посланцем к неизвестным народам таинственной и недоступной Африки, которую он называл «первой любовью своей юности» и за которую, как говорил, он готов был отдать жизнь.

Многие думают, что Церковь постоянно находится в тягостной погоне за современностью и цивилизацией, даже не подозревая о том, что она на века раньше и с недостижимой щедростью — замыслов, людей и средств — вступила на территории, которые лишь несколько десятилетий назад были непривлекательны и непонятны для хозяев мира.

Даниэле Комбони более века назад носил на своем епископском гербе изображение всего африканского континента, увенчанного сердцами Иисуса и Марии — в знак любви, которой он желал полностью охватить его.

Но пока что вернемся к тому Первому Ватиканскому Собору, где епископ города Саванна (штат Джорджи я) взывал к защите негритянской расы.

В том же зале Собора находился и другой священник, всячески старавшийся вынести на его обсуждение «африканский вопрос»: это был именно Даниэле Комбони, миссионер, который с этой целью попросил епископа Вероны назначить его своим «теологом» на Соборе.

Он не очень интересовался происходившими дебатами (хотя и следил за ними со вниманием), зато искал способа для того, чтобы склонить эту большую ассамблею к громкому заявлению в пользу проповеди Евангелия в Африке — на континенте, больше всех других оставленном без внимания.

Он написал Отцам Собора письмо, в котором отмечал, что, к сожалению, ни один чернокожий епископ не присутствовал на этой ассамблее, и горячо призывал:

«Есть ли среди вас кто-нибудь, кто мог бы быть отцом для черных, — голос, которого мог бы выступить от лица стольких детей Хама? Скажите это вы, глубокоуважаемые Отцы!..»

Наконец он смог убедить некоторых, и Папа позволил, чтобы тема проповеди христианства в Африке была включена в календарь Собора.

Однако, тем временем произошло взятие Рима и присоединение его к Итальянскому королевству, и собор епископов был приостановлен sine die (лат.: «на неопределенный срок»).

Вот так великодушная мечта Комбони встряхнуть всю Церковь оказалась вверена лишь его смиренным рукам.

Мы должны будем рассказать именно эту странную историю: историю человека, который казался мечтателем и фантазером, а на самом деле был пророком.

Его идеи, его планы не реализовались вплоть до наших дней, и некоторые из них, возможно, не реализуются никогда; и все же создается впечатление, будто бы он опередил всю ту миссионерскую деятельность, что была предпринята и продолжает предприниматься в пользу Африки. И многие из его наставлений и планов еще ждут того часа, когда им будет уделено надлежащее внимание.

В его время африканских христиан было всего несколько тысяч, тогда как сегодня