Лата была очень рада видеть маму. Госпожа Рупа Мера, конечно, отругала девушек за долгую прогулку, но родные упреки пришлись Лате как бальзам на душу.

– Ну, рассказывайте… – начала было госпожа Рупа Мера.

– Ладно, ма. Сначала мы шли по дороге мимо главного здания суда, потом добрались до Резиденции. У подножия стоит обелиск памяти солдат и сипаев, до последнего хранивших верность британцам. Возле обелиска сидели три белки…

– Лата!

– Да?

– Ты ужасно себя ведешь. Я только хотела узнать…

– Ты хотела узнать все, ма.

Госпожа Рупа Мера нахмурилась и обратилась к двоюродной сестре с вопросом:

– Твоя Киран так же себя ведет?

– О нет, – ответила госпожа Сахгал. – Киран у нас паинька. Все благодаря Сахгалу-сахибу. Сахгал-сахиб с ней разговаривает, все обсуждает, дает советы. О лучшем отце и мечтать нельзя! Даже когда клиенты ждут… Но и Лата у тебя хорошая, очень хорошая.

– Нет, – засмеялась Лата, – увы, я плохая. Ма, что же ты будешь делать, когда выдашь меня замуж? Кого будешь отчитывать?

– Тебя и буду, где бы ты ни была.

Тем временем в гостиную вошел господин Сахгал. Он слышал последние слова Латы и, оглаживая бородку, отеческим тоном проговорил:

– Лата, вовсе ты не плохая, уж я-то знаю. Мы все слышали, как замечательно ты сдала сессию, и гордимся тобой. Скоро нам предстоит долгий разговор о твоем будущем.

Киран встала:

– Пойду проведаю Пушкара.

– Сядь, – тем же спокойным голосом приказал ей отец.

Киран побелела и вернулась на место.

Взгляд господина Сахгала блуждал по комнате.

– Поставить пластинку? – предложила его жена.

– Хобби у тебя есть? – спросил господин Сахгал у Латы.

– О да, – ответила за нее госпожа Рупа Мера. – Недавно она начала очень красиво петь классическую музыку. И читает запоем, настоящий книжный червь!

– А вот я люблю фотографировать, – сказал господин Сахгал. – Увлекся этим еще в юности, когда изучал юриспруденцию в Англии.

– Альбомы? – с замиранием сердца произнесла госпожа Сахгал: никак удастся услужить?

– Давай, неси.

Она принесла фотоальбомы и разложила их на столе перед мужем. Господин Сахгал начал показывать гостям фотопортреты своих английских домовладелиц, их дочерей и других знакомых девушек. Потом пошли индийские снимки, а за ними бесконечные страницы с портретами жены и дочери. Некоторые позы Лата нашла безвкусными и даже вызывающими. На одной карточке, к примеру, госпожа Сахгал наклонилась вперед так, что одна грудь почти вывалилась наружу. Господин Сахгал все это все время размеренно и мягко вещал о тонкостях ремесла: о композиции и выдержке, матовой и глянцевой фотобумаге, контрасте и глубине резкости.

Лата покосилась на мать. Госпожа Рупа Мера разглядывала снимки с несколько озадаченным интересом. Лицо госпожи Сахгал светилось гордостью. Киран сидела неподвижно, как истукан, лишь время от времени покусывая основание большого пальца, – что за странная, даже жуткая привычка?.. Поймав недоумевающий взгляд Латы, Киран посмотрела на нее со смесью стыда и ненависти.

После ужина Лата сразу ушла в спальню. Ей было крайне не по себе: какое счастье, что поезд завтра! Мама, напротив, подумывала перенести отъезд – и госпожа, и господин Сахгал уговаривали их погостить подольше.

– Что же это такое? – сказала госпожа Сахгал за ужином. – Приезжаешь на один день, а потом целый год от тебя ни слуху ни духу! Разве сестры так себя ведут?

– Да я и рада бы остаться, Майя, – ответила госпожа Рупа Мера. – Но у Латы скоро учеба. А так мы очень хотели бы у вас погостить.

Пушкар весь ужин вел себя примерно, однако самостоятельно ел с большим трудом – ему помогал в этом отец. К концу ужина вид у господина Сахгала был очень усталый. Он пошел укладывать Пушкара спать.

Вскоре он вернулся в гостиную, пожелал всем спокойной ночи и сразу же скрылся у себя. Его спальня располагалась в начале длинного коридора, а спальня жены – прямо напротив. Дальше шли гостевые комнаты и, наконец, спальни Пушкара и Киран. Пушкару нравились старинные напольные часы – семейная реликвия, – и поэтому господин Сахгал установил их рядом с комнатой сына. Иногда Пушкар подпевал бою и даже научился сам их заводить.

9.16

Лата какое-то время ворочалась без сна. В разгар лета все укрывались тонкими простынями, не одеялами. Вентилятор она включила, а в москитной сетке пока не было нужды. Возвещая о прошествии четверти часа, часы били тихо, зато в одиннадцать и в двенадцать громкий звон оглашал весь коридор. Лата немного почитала при тусклом свете лампы, стоявшей на тумбочке возле кровати, но события последних двух дней никак не шли из головы, и строки путались перед глазами. Наконец она выключила свет, закрыла глаза и в полусне увидела Кабира.

Из застеленного ковром коридора донеслись тихие шаги. Они замерли возле ее двери, и Лата испуганно села в кровати: у мамы походка была совсем другая. Дверь отворилась, и в тусклом свете, лившемся из коридора, она увидела на пороге мужской силуэт. То был господин Сахгал.

Лата включила свет. Господин Сахгал немного поморгал, затем тряхнул головой, прикрывая глаза ладонью от неяркого света лампы. На нем был коричневый халат с поясом, украшенным кистями. Лата заметила, что вид у господина Сахгала усталый.

Она взглянула на него в недоумении и замешательстве.

– Что такое, маусаджи? – спросила она. – Вам плохо?

– Нет, все хорошо. Просто я работал допоздна, а потом увидел, что ты тоже не спишь, свет горит. Думаю – дай зайду поболтать. И ты как раз свет выключила. Умница ты наша, столько читаешь!

Оглаживая бородку, господин Сахгал осмотрелся по сторонам. Мужчина он был крупный.

– Надо же, стула нет, – задумчиво проговорил он. – Скажу Майе. – Он присел на край кровати. – Все хорошо? Подушки, матрас – тебе удобно? Помню, в детстве ты очень любила виноград. Вот такой малюткой была. А сейчас как раз сезон. Пушкар тоже любит виноград. Бедный мальчик.

Лата попыталась натянуть простыню повыше, но господин Сахгал сидел на уголке.

– Вы очень добры к Пушкару, маусаджи, – заметила Лата, не зная, что лучше сделать или сказать в такой ситуации, как поддержать разговор. Она прямо слышала – и чувствовала, – как неистово колотится в груди сердце.

– Видишь ли, – спокойным голосом произнес господин Сахгал, стиснув кисть на поясе халата, – здесь ему жизни не будет. В Англии есть специальные школы для особых детей, таких как он… – Он умолк, осматривая лицо и шею Латы. – А этот парень, Хареш, учился в Англии? Может, он тоже привез оттуда фотографии своих… домовладелиц?

– Не знаю, – ответила Лата, вспомнив непристойные снимки господина Сахгала и