ноября перед правительством, заявил, что он не верит, что в данный момент какая-нибудь значительная фигура из окружения Гитлера будет готова пойти наперекор своему лидеру по такому принципиальному вопросу, как участие в правительстве. Три недели спустя также не наблюдалось признаков того, что Штрассер готов начать борьбу против политики Гитлера «все или ничего». Руководитель политической организации НСДАП знал лучше, чем кто-либо другой, печальное состояние партийных финансов, и если кто среди ведущих национал-социалистов и располагал, помимо Гитлера, широкой поддержкой в среде «старых товарищей», то это был именно он. Но Штрассер до сего момента постоянно избегал прямой пробы сил с Гитлером, что делало партийный раскол скорее невозможным{588}.

До 30 ноября 1932 г. министр рейхсвера не добился прорыва своим политическим зондажом: парламентское большинство для поддержки возглавляемого им кабинета не вырисовывалось. Однако Шлейхер знал, что по сравнению с Папеном все, включая рабочий класс, расценивали его как меньшее зло. В деле создания дополнительных рабочих мест, которому он с полным правом придавал решающее значение, Шлейхер мог рассчитывать на сотрудничество с Христианскими и Свободными профсоюзами; отмена декрета о тарифах от 5 сентября 1932 г. должна была произвести впечатление на социал-демократов, которые уже спустя неделю после его обнародования подали запрос в министерство внутренних дел рейха о проведении народной инициативы с целью его отмены. Ко всему этому следовало добавить ставшие тем временем почти доверительными отношения с руководством «Рейхсбаннера Шварц-Рот-Гольд». У Центра и у других умеренных партий Шлейхер и без того никогда не вызывал такой антипатии, как Папен, и то же самое утверждение справедливо в отношении правительств южных федеральных земель Германии. Шлейхер мог также надеяться на изменение в свою пользу настроений индустрии, подозревавшей генерала в склонности к государственному социализму, выбор которой колебался в ноября 1932 г. между Папеном и Гитлером. Для этого, в принципе, ему необходимо было только создать впечатление, что он, Шлейхер, гораздо лучше, чем исполняющий обязанности канцлера Папен или Гитлер, способен добиться политического спокойствия, имевшего первостепенное значение для предпринимателей.

Таким образом, общественная и политическая поддержка у Шлейхера была гораздо шире, чем у Папена. Это могло бы иметь решающее значение, если бы генералу пришлось отправлять власть в продолжительный период отсутствия парламента в условиях военного положения. В конце ноября 1932 г. Шлейхер отличался от исполняющего обязанности канцлера не столько тем, что он исключал введение в стране чрезвычайного положения, сколько тем, что он более реалистично, чем Папен, видел риски хотя бы и завуалированной военной диктатуры, и поэтому стремился заблаговременно сделать все, что могло бы воспрепятствовать развязыванию гражданской войны.

Папен со своей стороны отнюдь не стремился к тому, чтобы встать во главе открыто диктаторского правительства. Если бы все зависело только от него одного, то лучшим решением кризиса была бы договоренность с национал-социалистами, вручавшая Гитлеру пост канцлера в правительстве национальной концентрации. Но для Папена первостепенное значение имело только то, чего хотел Гинденбург. Если рейхспрезидент настаивал на борьбе с экстремистскими силами справа и слева, то бывший глава правительства был готов следовать этому курсу. Так как Папен заведомо недооценивал трудности, то ему и в голову не приходило предпринять для подготовки чрезвычайного положения те внутриполитические меры предосторожности, которые министр рейхсвера считал необходимыми. Однако в отличие от Шлейхера у Папена, в принципе, не было никаких шансов прорвать ту блокаду, которая стала результатом политики «кабинета баронов».

Поздним вечером 1 декабря 1932 г. Гинденбург в присутствии своего сына Оскара и статс-секретаря Мейснера принял рейхсканцлера и министра рейхсвера. После того как Шлейхер сообщил о своих попытках зондажа, все присутствующие, согласно протокольной записи Мейснера, «единодушно» пришли к выводу, «что по меньшей мере в настоящее время нет надежды на то, что большинство рейхстага поддержит кабинет Шлейхера, а следовательно, замена Папена на Шлейхера не будет означать существенного улучшения положения, и кабинет Шлейхера также вступит в конфликт с рейхстагом, как и кабинет Папена».

Однако Шлейхер полагал, что в следующие дни в лагере национал-социалистов может одержать верх другая точка зрения. Предположительно в этой связи он также упомянул о том, что уже достигнута договоренность о встрече между ним и Штрассером. Однако Гинденбург ничего не хотел слышать о дальнейшем ожидании. «Сообразно этому господин рейхспрезидент принял решение уполномочить бывшего рейхсканцлера фон Папена вновь сформировать правительство. Господин фон Папен выразил свое согласие взять на себя это поручение при условии, что в случае неизбежного конфликта с рейхстагом в его распоряжение будут предоставлены все президентские права». После обстоятельного государственно-правового разъяснения Мейснера Гинденбург дал обещание, «в случае конфликта с рейхстагом предпринять все необходимые меры, чтобы защитить Германию от вреда, который может возникнуть в результате нарушения рейхстагом своих обязанностей».

Решение Гинденбурга было не результатом трезвого размышления, а выражением настроений и симпатий. Старый Господин был сыт по горло всеми этими ерзаньями в правительстве, и он больше доверял Папену, чем Шлейхеру. Кроме того, его солдатскому образу мысли отвечало стремление не откладывать в долгий ящик сражение, которое неминуемо должно было состояться раньше или позже, а решить спор как можно скорее. «Штабной генерал» Шлейхер видел вещи яснее: диктатура, в пользу которой принял решение рейхспрезидент, была самым опасным выходом, поскольку она не имела абсолютно никакой поддержки в народе. Приказ рейхсверу выступить против подавляющего большинства населения означал бы подрыв морали войск, а само их существование было бы поставлено на карту. Так как министр рейхсвера не хотел быть виновным в таком развитии ситуации, он выступил против рейхспрезидента.

Последний шанс придать делу другой оборот представился во время импровизированного совещания кабинета министров утром 2 декабря. Шлейхер знал, что большинство министров склоняются поддержать его видение положения, а не заданную Гинденбургом линию, которой руководствовался Папен. Соответствующее решение правительства, признающее правоту министра рейхсвера, не могло не произвести впечатления на Гинденбурга. Оставалось только добиться его принятия.

В ходе совещания министров, которое началось около 9 часов утра, Шлейхер сначала попросил дождаться результатов его переговоров с Грегором Штрассером, назначенных на следующий день. В ответ на это Мейснер заметил, что рейхспрезидент находится сейчас в таком душевном состоянии, которое исключает отсрочку решения. Вслед за этим Папен сообщил, что Гинденбург поручил ему формирование нового кабинета и попросил министров высказать свое мнение о сложившемся политическом положении. Первым это сделал старейший член правительства министр иностранныхдел фон Нейрат. Он высказался против нового правительства Папена. Его поддержал министр финансов фон Крозиг, который уже задолго до этого самым настойчивым образом предостерегал от гражданской войны, которая потенциально могла стать следствием формирования «боевого кабинета» Папена. Крозиг снова изложил свою точку зрения: он