Шрифт:
Закладка:
Драматический поворот обсуждению придал предположительно по договоренности со Шлейхером министр юстиции Гюртнер. Он заявил, что прежде всего необходимо осведомиться о направлениях деятельности и политике в целом будущего правительства, а потом спросил у Шлейхера, «насколько надежен рейхсвер на случай всех грядущих событий». Вслед за этим по предложению министра рейхсвера на совещание правительства был приглашен обер-лейтенант Отт, который и поведал о «командно-штабных учениях», проведенных рейхсвером в течение последних недель с участием представителей имперских железных дорог, почты, полиции и «Технише Нотхильфе» с целью быть готовыми на случай массовых забастовочных акций.
Крозиг зафиксировал в своем дневнике эффект, произведенный выступлением Отта, следующим образом: «Превосходный доклад объемно представил трудности подобного рода действий, которые не разрешаются с помощью вооруженного насилия и произвел на всех слушателей потрясающее впечатление своим заключением, что рейхсвер, конечно же, выполнит любой приказ, однако они могут только просить и надеяться, чтобы эта чаша была пронесена мимо них. И хотя Шлейхер попытался ослабить это впечатление, заявив, что командно-штабные учения принципиально проводились по худшему сценарию и практически ни в коем случае не стоит считаться с тем, что все будет развиваться именно по такому пути, тем не менее глубокое воздействие речи Отта на весь кабинет, в том числе и на канцлера, который в ее ходе все время вытирал себе глаза, было несомненным».
Шлейхер серьезно рисковал, задействовав «штабную игру Отта». Если бы уже в его бытность канцлером его правительство приняло решение о введении государственного чрезвычайного положения, то рейхспрезидент мог бы использовать ключевые выводы этих «учений» против него самого. Шлейхер мог только надеяться, что он в отличие от Папена сможет удержать профсоюзы от провозглашения всеобщей забастовки — и тем самым отпадет главное допущение «штабной игры». Однако он должен был считаться с тем, что у всех в головах прочно засядет впечатление, что рейхсвер и полиция будут не в состоянии после объявления переноса выборов одновременно блокировать коммунистов и национал-социалистов, а кроме того, защищать восточную границу Германии против польского нападения, о котором также шла речь в ходе штабных учений. Допускал или нет министр рейхсвера 2 декабря такую возможность, остается неизвестным, но, совершенно точно, в тот момент речь для него шла о мощном кратковременном воздействии произведенной демонстрации, и эта цель была достигнута. Когда Гинденбург узнал от Папена, что только что произошло на совещании министров, он прекратил свое сопротивление в отношении канцлерства Шлейхера. «Я стал слишком стар, чтобы на закате своих дней взвалить на свои плечи ответственность за развязывание гражданской войны» — этими словами Гинденбург, согласно свидетельству Папена, обосновал свой отказ от точки зрения, которую он упорно отстаивал еще днем ранее.
Расставание с Папеном существенно отличалось от ухода его предшественника, Генриха Брюнинга. 3 декабря 1932 г., в день отставки, Гинденбург подарил человеку, в течение пяти месяцев возглавлявшему «кабинет баронов», свою фотографию с посвящением «Ich haft’ einen Kameraden…!»[69]. В собственноручно написанном письме рейхспрезидент восславил «самоотверженную и ответственную деятельность» Папена в качестве рейхсканцлера и рейхскомиссара Пруссии. Когда Шлейхер, уже будучи канцлером, предложил Папену пост посла Германии во Франции, Гинденбург выступил с протестом: он хотел еще некоторое время иметь бывшего канцлера у себя под рукой в качестве советника, принимая во внимание непростые перспективы на будущее. Папен не только остался в Германии. С согласия Шлейхера он также сохранил за собой свою служебную квартиру на Вильгельмштрассе. Таким образом Папен смог сохранить то, что в сложившейся ситуации было гораздо важнее, чем государственный пост, а именно — привилегию непосредственного доступа к рейхспрезиденту{589}.
Глава XVIII
Капитуляция государства
Кабинет фон Шлейхера, приступивший к работе 3 декабря 1932 г., по персональному составу мало чем отличался от своего предшественника. В него не вошли только два министра из правительства Папена — министр внутренних дел фон Гайл, которого заменил бывший заместитель рейхскомиссара Пруссии и имперский министр без портфеля Франц Брахт, а также министр труда Гуго Шеффер, чьим преемником стал Фридрих Зюруп, президент Имперского учреждения по посредничеству в сфере занятости и страхованию безработных. Министром обороны остался Курт фон Шлейхер, несмотря на серьезные сомнения Гинденбурга по поводу сосредоточения такого объема власти в одних руках. Новым стал пост имперского комиссара по вопросам рабочей занятости, на который был назначен президент Немецкого съезда сельских общин Гюнтер Тереке.
Известие о создании кабинета фон Шлейхера вызвало в высшей степени различные реакции. Самый позитивный отклик оно нашло у центристов. Либеральная «Фоссише Цайтунг» подчеркивала, что правительство Шлейхера располагает большей общественной поддержкой, чем кабинет Папена. Не менее либеральная «Берлинер Тагеблатт» пришла к заключению, что отказ от экспериментов с конституцией является частью внутриполитической программы, которую должен проводить новый канцлер, «чтобы ликвидировать наследие своего предшественника и дополнительно увеличить хотя и более обширную, но все еще недостаточную парламентскую базу своего правительства». Ведущая газета Центра «Германиа» выразила надежду, что новое правительство «продемонстрирует решительную волю, направленную на политическое успокоение народа». Если ему это удастся, то накопившееся в обществе недоверие будет устранено, а государство и экономика, в свою очередь, смогут вновь завоевать народное доверие.
Правые отреагировали комментариями, спектр которых простирался от холодных до отрицательных. Контролируемая Гуго Штиннесом-младшим «Дейче Альгемайне Цайтунг», которая еще в середине ноября выступала за правительство парламентского меньшинства, возглавляемое Гитлером, теперь полагала, что для успеха нового кабинета решающее значение будет иметь вопрос — «удастся ли ему привлечь на свою сторону многомиллионное движение немецких правых, для начала хотя бы в форме рыцарской оппозиции. После передышки размером в два-три месяца можно будет еще раз вернуться к вопросам 13 августа и минувшего ноября». Похоже высказалась «Рейниш-Вестфалише Цайтунг», также близко стоявшая к тяжелой промышленности. По мнению газеты, существовала только одна возможность преодолеть кризис и конфликты: «Сплочение активного национализма, выбор единой цели для всего национального движения, преодоление парламентской политики партийных интересов и освобождение живых сил народа». «Берлинер Локаль-Анцайгер» немецких националистов видела в кабинете фон Шлейхера «шаг в русле парламентской рутины, причем каждому на его собственное усмотрение предоставляется решать — регресс это или прогресс». НСДАП лапидарно заявила, что она отклоняет любой вид поддержки кабинета Шлейхера, поскольку он ясно и недвусмысленно противоречит воле народа.
На противоположном конце политического спектра были даны самые враждебные отзывы на новое правительство. КПГ назвала кабинет Шлейхера «новой
