Больше улыбка на его лице никогда не воссияет, никогда не прозвучит голос. Его уже не будет рядом…

Стиснув челюсти, Эпкальм схватился за плащи Липедессы и Памаля. Утрата потрясла настолько, что они не ведали, что делают, перестали ощущать мир и время. Сидели вцепившись друг в друга и лили горькие слёзы. Аноильтенс почувствовал опаляющую щёку одинокую слезу, когда потянулся закрыть Сэлду глаза. Лидера прорвало. По опустошённому лицу Аноильтенса струились неукротимые потоки, что падали прямиком на брата, которого он потерял в мгновение ока.

Ребята так и сидели, пока к ним не подоспели главы и капитаны с медитрией. Им буквально пришлось отдирать сопротивленцев от почившего товарища, кто-то вырывался, бросался к Сэлду, кто-то обнимал друг друга, пытаясь заглушить раздирающие рези в душе. И лишь Эпкальм, разбитый, пустой, дезориентированный, неподвижно сидел у тела Рафспита и не ощущал времени. Казалось, что все двигались точно в замедленной съёмке, что-то говорили, но он никого не слышал. Глорас подошёл и поднял его на ноги.

— Скафия, у тебя много работы, — строго проговорил глава. — Подлатай ребят и дай им травяного чая, пусть придут в себя.

— Поняла. С этой бомбой разбирайся сам, боюсь если он рванёт, без применения силы не обойтись, — тревожно ответила женщина, окинув Эпкальма болезненным взглядом.

С трудом, но сопротивленцев затащили в штаб. Аноильтенс окончательно погрузился в себя и мысли о друге, об Ингет. Даже перестал понимать, что происходит. Пришёл в себя уже в кабинете Глораса, закутанный в полотенце. На столе лежало около пяти использованных ампул заживляющего средства, груда окровавленной ваты и бинтов.

— Кажется ты не собираешься взрываться, да? Ты взорвал ребят, — донёсся до его ушей голос главы. — Ты отдал им слишком иного своей боли, Эпкальм. Точнее они сами её приняли. Позже тебе стоит их поблагодарить.

— Отдал? — бесцветно повторил сопротивленец и поднял глаза.

— Да. Видимо неосознанно, но прими ты все эти эмоции на себя и, боюсь, мог повредить голову и больше в себя бы не пришёл, а так ущерб минимальный.

— О чём ты?

— Ты просидел неподвижно последние девять часов. Не слышал, не обращал внимания, словно здесь находилось только тело.

— Сэлд мёртв, — сдавленно зашептал он и почувствовал, как по сердцу полоснули раскалённым лезвием. — Ингет ушла со сведениями. Ребята ранены. А я ничего не смог сделать. Не остановил никого из них. Что… мне делать дальше?

— Ты сделал всё, что было в твоих силах, а что касается сведений, они не попадут в руки тенадасеров.

— Как это возможно?

— Скафия обследовала тело Сэлда и обнаружила, что он намеренно высвободил остатки способности. Мы полагаем, что он запечатал важные воспоминания Ингет о сопротивлении. Но раз тенадасеры забрали её с собой, значит сведения то им и не особенно нужны. Ещё… не хотел сразу говорить, но подумал, что ты захочешь узнать. Сэлд боролся как мог с дэкстесом, но его способность медленно вытекала сама по себе… Было бы чудо, доживи он до следующего года.

— Да к тёмному твою жалость, — с горечью выдавил Эпкальм, опуская голову на руки. — Что мне от неё толку! У меня нет времени на это. Как ребята?

— Отдыхают, и тебе не помешает. Попрощаемся с Сэлдом на рассвете, а до этого времени ты должен поспать, — осмотрев сына, глава осторожно положил ладонь ему на затылок. — Понимаю, что тебе тяжело, не только из-за Сэлда, но и из-за Ингет. Однажды каждый из нас теряет того, кто дорог, это закономерность, через которую проходят все. Всё что нам остаётся — ценить тех, кто остался радом с нами и беречь их. Подумай об этом позже, а пока иди к себе. Скафия зайдёт сделать тебе укол, чтобы ты поспал.

Устало кивнув, Эпкальм поднялся на ослабших ногах. Пошатнулся, вцепился в спинку стула, а после втянул воздух через нос. Немного постояв, он побрёл на выход, хотел было свернуть, чтобы уйти в своё привычное место, но его подловила медитрия. Ничего говорить не стала, не выражала соболезнований и не смотрела с печалью. Благодаря этому он чувствовал себя менее убитым и раздавленным чужими соболезнованиями. Она проводила Эпкальма в комнату и уложила спать. Последнее, что он видел — как медитрия наблюдала за ним, а после лекарство взяло своё и лидер провалился в сон, в котором падал, падал и падал.

* * *

Выспаться как следует не удалось никому из сопротивленцев, перед коими предстала кровавая бойня. Пробуждение тоже ничего хорошего не принесло. Когда в комнату раздался тихий стук, Эпкальм от неожиданности подскочил с кровати и уже по привычке собирался открыть дверь, чтобы впустить Ингет.

«Сегодня решила прийти под утро? Это что-то новое. Может предложить ей лечь со мной?» — подумал лидер и в груди затрепетало.

Однако на пороге встретил вовсе не её, а мрачного Женю. Воспоминания свалились потоком ледяной воды и ворвались в и без того растерзанное сердце. Под глазами Воеводина пролегали глубокие мешки, а лицо усеивало множество синяков и ссадин. Один его глаз оказался полностью окровавленным, чудо, что не лешился зрения. От побитого вида друга становилось не по себе, хотя Аноильтенс был более чем уверен, что и сам выглядит нисколько не лучше. Бок, — пронзённый ножом, — продолжал завывать и тикать. Кожу саднило от неосторожных движений, а каждый вдох отдавался болью в легких и покалыванием рёбер. Но больнее всего приходилось сердцу, ведь казалось, будто его выпотрошили, растоптали и вывернули наизнанку.

Эпкальм не хотел себе признаваться, но надеялся, что с пробуждением увидит сопящую в кресле Ингет, привычно задорного Сэлда, который бы назвал всё происходящее обычным кошмаром. Однако реальность и стала непробудным кошмаром.

Ребята перекинулись взглядами и отправились за штаб. Шли молча, каждый тонул в трауре по-своему. Последние слова Сэлда по-прежнему звенели в сознании подобно колоколам. В груди снова начала расползаться колючая горечь, что стремилась разодрать остатки благоразумия.

Женя с Эпкальмом оказались первыми, кто пришёл. Их виду открылись повязанные уже выцветшими лентами деревья, — какие-то были моложе, какие-то же напротив, выглядели более взрослыми. Лидер подошёл к подготовленной стоячей яме, что уходила вглубь на пару-тройку метров и почувствовал, как глаза зажгло. Рядом стоял рослый саженец дерева с болотного цвета листьями, которые переливались лёгким перламутровым оттенком. Грудь невольно сдавило, глоток воздуха застрял на пол пути, а слёзы стали душить. Эпкальм опустился на корточки и ласково провёл пальцем по молодому листочку. Пытался справиться с наплывом чувств. Когда коленки задрожали, он понял, что и эту битву проиграл.

— Не верится… мы так давно не