Он вдруг понял, что тело в кресле может исчезнуть в любой момент, сменившись трупом другого, и он быстро схватил эту Джину за талию и с немалым трудом опустил её на пол. Поддавшись импульсу, он опрокинул стул и задвинул его в угол маленькой комнаты.

Он повернулся, чтобы посмотреть на свою жену. Обе её версии. Кроме позы, они были совершенно одинаковыми, вплоть до полуопущенных век и частично открытого рта. Его взгляд привлекло тусклое поблескивание фотоаппарата, который лежал чуть дальше того, что он считал настоящим телом Джины. Это была её цифровая камера, а не 35-миллиметровая, и его осенило, что если она сделала какие-то снимки, то он сможет их посмотреть.

Он действительно этого хотел?

Этот вопрос Дерек даже не рассматривал. Он поднял камеру и нажал на кнопку, чтобы прокрутить назад последние сделанные снимки. Он промахнулся, и ему пришлось прокрутить вперёд серию фотографий, сделанных в День матери: Джина с мамой, разворачивает подарки, ест в буфете салат. Грусть была острой и болезненной, она принесла с собой логистические и практические проблемы, а также воспоминания. Затем он миновал личные фотографии и оказался в пустыне. Заправочная станция. Главный офис. Задняя комната. В кресле сидел ребенок, темнокожий, почти голый мальчик, который, похоже, умер от недоедания. И последний кадр: мальчик исчезает, на его место приходит Джина, обе фигуры бесплотны и почти прозрачны.

Дерек уставился на маленький экран камеры, пытаясь понять, что происходит в кадре. Насколько он мог судить, мертвая Джина начала появляться в кресле даже тогда, когда настоящая Джина была жива и фотографировала сцену. Он понятия не имел, как такое возможно и что это значит, но Джина больше не фотографировалась. Что бы с ней ни случилось, это произошло тогда или сразу после. Он посмотрел на лежащее на земле тело с вытянутой рукой. Должно быть, она что-то увидела, потому что после того, как её ударили или поразили, или как бы то ни было, она все ещё пыталась достать упавшую камеру. Последним её действием была попытка сделать снимок, и его охватило чувство вины за то, что он когда-либо принижал её страсть и умение отдавать себя всю любимому делу.

Его взгляд остановился на участке стены, напоминающем лицо. Оно выглядело точно так же, как и раньше: гнилое дерево, тень и плесень — все вместе создавало этот тревожно напряженный лик. Только под этим углом черные глаза, казалось, смотрели прямо на него с тем, что могло быть гневом.

Он хотел снести это здание, хотел вернуться с гребаным бульдозером и разрушить его. Он даже подумывал о том, чтобы сбегать к машинам, достать из каждого багажника шиномонтажные домкраты и вернуться, чтобы разбить этот стул и выколотить лицо, сломать стены, оторвать доски и разрушить как можно больше комнаты.

Но он этого не сделал. Вместо этого он посмотрел на тело своей жены, пытаясь прочитать выражение, которое было на обоих лицах. Она умерла в полуобморочном состоянии, решил он, и из-за частичного закрытия глаз трудно приписать её смерти какую-либо эмоцию. Язык тела сказал больше. Сидящая Джина выглядела восторженной, как будто смотрела или слушала что-то совершенно захватывающее. Джина, лежащая на полу и тянущаяся к камере, казалось, отчаянно пыталась запечатлеть что-то жизненно важное. Ни одна из них, похоже, не испытывала боли, но хотя его жена умерла не в муках, она умерла, и он, вероятно, никогда не узнает, почему и как.

Он подошёл к лицу на стене и плюнул на него.

Вблизи оно даже не напоминало лицо. Отдельные компоненты выглядели так, как выглядели: гниль и плесень, тень и зерно. Но ничто здесь не было тем, чем казалось. Он взглянул на опрокинутый стул в углу, затем подошёл, поднял его и снова поставил на то же место, где он стоял раньше.

Он должен уехать отсюда, вернуться к цивилизации, позвонить в полицию, принять меры. Но он смотрел на двух самых любимых женщин на планете Земля и понимал, что не может уйти. Неважно, как сильно он ненавидел это место. Как бы ему ни было страшно.

Как и она, он должен знать. Знать что здесь происходит.

Сделав глубокий вдох, он сел в кресло.

И стал ждать.

Перевод: Константин Хотимченко

Картина по номерам

Bentley Little, "Paint by Numbers", 2015

Набор картин по номерам Рик нашёл убираясь в гараже после смерти матери. Коробка, зажатая между двумя настольными играми — "Парчизи" и "Монополия" — была почти расплющена, правый клапан оторван, и из нее Рик достал единственный прямоугольник бальсового дерева размером чуть больше листа машинописной бумаги. На дереве были напечатаны волнистые черные линии, которые разделяли доску на фрагменты, каждый из которых был пронумерован. Хотя три участка верхнего правого угла были раскрашены, и различные оттенки синего изображали, кажется, облачное небо, из-за беспорядочного нагромождения очерченных контуров определить, что именно должна изображать законченная картина, было невозможно.

На коробке не было ничего указывающего на то, что должна изображать готовая картина — ни слов, ни рисунка, лишь белые буквы на оранжевом фоне, описывающие радость раскрашивания по номерам.

Определив по весу, что внутри осталось что-то ещё, Рик повернул коробку открытой стороной вниз и вытряхнул засохшую кисть и несколько маленьких, не больше стопки из шести четвертаков, пластиковых контейнеров для краски: круглых баночек, соединённых между собой маленькими язычками.

Сложив всё обратно, Рик задумался: стоит ли добавить коробку в стопку пожертвований. Она принадлежала матери. Это его мама начала раскрашивать, и Рик поймал себя на том, что размышляет — когда и почему. Он не помнил, чтобы мать когда-либо проявляла интерес к искусству: это объясняло то, почему она забросила эту попытку; но сам факт того, что мама вообще купила набор и пыталась рисовать, даже если продвинулась недалеко, означал, что в какой-то момент ей это нравилось. Каким-то образом это делало коробку более личной и сокровенной, чем прочие вещи в гараже, и после кратких размышлений Рик решил оставить набор.

Он продолжил разбирать содержимое гаража и о коробке больше не вспоминал, пока часом позже не стал загружать машину. Все пожертвования Рик распихал в три здоровенных мешка, которые затолкал в багажник, намереваясь оставить их в "Гудвилле"[116] по дороге домой. Когда он упаковывал вещи, которые решил оставить себе, плоская оранжевая коробка опять привлекла его внимание. Снова заинтересовавшись набором для рисования, Рик убрал его от остальных вещёй и положил не на пол сзади, а на пассажирское сиденье рядом с