руки длинными рукавами. Подол был в разрезах, и её упругие стройные ноги были видны выше уровня коленей, умело открытые для обозрения. Сознавая свою красоту, местная чародейка будила желания у многих, но была всем недоступна. И Антон знал это. Она почти бежала, думая, что уже пропустила свою, ставшую почти ритуальной утреннюю встречу с Антоном.

— Антон! — она не видела Рудольфа, скрытого за стеной кустарника, а он зачем-то отошёл в сторону.

— Антон! Я же жду. Ты куда пошёл? — выбежав, она будто споткнулась, увидев Рудольфа. Её реакция была странной, но Антон всё уже понял. Она застыла, потрясённо глядя в лицо Рудольфа. Это длилось несколько мгновений, она опрометью бросилась бежать назад, мелькая голыми ногами сквозь разрезы на платье. Шарфик зацепился за ветку и повис лёгкой и розовеющей паутинкой. Рудольф фыркнул носом, будто в него забилась пыльца цветущего дерева.

— Хм! — и, сорвав лоскуток с очевидной досадой, сунул себе в карман шорт. Затем он насмешливо спросил, — она нравится тебе, местная фея-бабочка?

— Да, — признался Антон, — она не похожа тут на всех, но…

— Тебя к ней влечёт? — опять спросил шеф.

— Не знаю. Я просто с ней дружу. Она милая, открытая.

— У неё не местный антропологический тип внешности. Я хочу изучить её генетику. Приведи её ко мне в лабораторию. Для исследований.

Взглянув в его глаза, Антон уловил в них то, что уже и не было для него откровением. Стерильный их «отец» уже не потряс его, как могло бы быть совсем недавно.

— А сами вы что?

— Ты же видишь, она юркает от меня как мышь от кота. Приведёшь?

Антон усмехнулся на его сравнение, вспомнив своё собственное, такое же, когда подумал точно так же у выхода из ЦЭССЭИ.

— Ты же жил с местной женщиной достаточно долго. Тебя к ним влечёт?

— Нет. Голубика была исключение. Она была нежная, добрая.

— Мне тоже безразличны местные. У них красивы только развратные и продажные женщины. Нет чистых. А я брезглив. — И добавил, — Но я не монах. И я совсем молод.

— Поэтому выбрали для себя Нэю?

— И поэтому тоже. Эти местные… Я не выношу их тусклых лиц, бледной кожи, их закрытости и необщительности. А у неё, ты видишь? Нежная и бело-розовая кожа, она щебечет как птица и смолкает только ночью. Однажды я проходил вечером и слышал, как она даже в темноте у своего кристалла продолжала щебетать со своим дворником, поливающим цветы. И в этом голосе столько чистоты и радости, что становится легче дышать, в его переливах заключена её тайна. Кто она? Она гораздо краше наших земных женщин. Это же загадка, её обитание здесь в среде серости. Она талант снаружи и талант внутри.

— Убедились на опыте? — спросил Антон неприязненно.

— Я так предполагаю, — вывернулся неожиданно открывшийся шеф.

— Но мне никогда не приходило в голову думать о ней в этом смысле. Мне с нею просто приятно общаться. Я к ней привык.

— А она?

— Не знаю. По-моему, я ей нравлюсь. Но сейчас…

— Что же сейчас?

— Она очень добра, доверчива. Беззащитна. Её нельзя обижать. — Антон умолк.

— Кто же и смеет? Обижать? — Рудольф остановился, — Оставь эту женщину мне!

— А она сама? Её отношение к вам?

— Ты ничего не понимаешь. Ей нужен не ты, а я!

— Шеф, да мне и в голову не приходило… Я не держу таких мыслей о ней. Я… Я влюблен в другую.

— Я рад, что ты честен со мной. А в кого ты влюблён? В кого тут возможно влюбиться?

— Я её не знаю. Но я её найду. Я увидел её лишь раз, но…

Не особенно интересуясь его откровениями, Рудольф перебил его, — Я знал её ещё девять лет назад. Она была подобна Галактическому цветку, чьё семечко забросила сюда неведомая цивилизация. Я сразу понял её нездешнее происхождение, её уникальность. И не я один это понял. Тогдашние обстоятельства отняли её у меня. Её хорошо запрятали. Но и сейчас она удивительная. Хотя никто не вернёт мне те годы. Я нашёл её в их грязной столице, где она была обречена погибнуть, и переманил сюда через своих агентов. Я дал ей всё. Она ведь живёт на всём готовом, я даже дал ей возможность поиграть в творчество. И я слежу, чтобы ни один местный скот не посягнул на её существование, на неё саму! А то бы они быстро тут её захватали, это они умеют. А так видишь, она тут неприкосновенна. Она в запретном для всех круге, её охраняют.

— Для вас?

— Ну да. А для кого ещё? — Рудольф встал перед ним. Он был ниже ростом, чем Антон, но более мощный, невероятно рельефный и подчёркнуто мужественный. Его зелёные, чуть выпуклые глаза стали яростными. Они переливались чувствами, природу которых Антон не смог бы и определить, но в них не было доброты или нежности. А что-то иное. И Антону стало жаль Нэю. Жаль не как потерю для себя лично, а жалко её саму, — что эта воздушная женщина попадёт в обладание такого вот железного воителя Галактики. Откровенничать с Вендом на подобные темы ещё недавно представлялось немыслимым. Но сам Венд никогда не стеснялся по этому поводу, у него не было запретных тем с подчинёнными.

— Так ты приведёшь её ко мне? В «ЗОНТ»?

— А вы сами?

— Ты что, представляешь себе такой вот фарс, что я вхожу в её кукольный театр? Я мог бы послать дежурного, но будет лучше, если это сделаешь ты. Она не испугается тогда. Я не собираюсь причинять ей никакого вреда. Ты же понимаешь?

Антон ничего ему не ответил, улавливая некую унизительную составляющую в подобном, больше приказе, чем просьбе. Зачем Рудольфу это было надо? Чтобы унизить Антона в её глазах? Представить его жалким своим посыльным, с готовностью приводящим её хозяину на его вызов. Венд ревновал, что было очевидно. Поняв, что Антон не выполнит его просьбу из одного лишь упрямства, или ещё почему, Рудольф развернулся и ушёл прочь.

Антон остался стоять, не понимая, чего хочет этот человек, не желая с нею открытых нормальных отношений, превращая её жизнь в какой-то непонятный эксперимент, о чём она и не подозревает. Кого он испытывает, её или себя? Но Венд любил давить на психику других людей всегда, третируя, жестоко играя, не уважая. И при всём при этом у него нельзя было отнять личностного притяжения и необычности во всём. Наверное, Антон никогда не смог бы иметь такого друга, но иметь подобного шефа ему и нравилось. Наблюдать за ним было всегда