— Она… много больше, — заявил Саймон. — Но почему тогда она не интересует тебя?

Джеремия бросил на него быстрый обиженный взгляд.

— Она не заметит меня, даже если я упаду замертво у ее ног. — Затем его лицо стало насмешливым. — Впрочем, она и на тебя не обращает особого внимания.

— Не смешно, — мрачно сказал Саймон.

Джеремия пожалел друга.

— Извини, Саймон. Я уверен, что быть влюбленным ужасно. Послушай, можешь сломать мои оставшиеся пальцы, если тебе станет легче.

— Весьма возможно. — Саймон усмехнулся, снова поднимая оружие. — А теперь, будь ты проклят, Джеремия, сделай все правильно.

— Стоит человеку стать рыцарем, — проворчал Джеремия, уходя в сторону от очередного удара, — и жизнь его друзей навеки испорчена.

Они вновь принялись обмениваться ударами — казалось, огромный и пьяный дятел колотит клювом по дереву.

Потом, задыхаясь, они сидели на влажной траве, по очереди отпивая из меха с водой. Саймон развязал ворот рубашки, чтобы ветер остудил разгоряченную кожу, понимая, что очень скоро он почувствует неприятный холод, но сейчас ветерок нес приятное облегчение. На них упала длинная тень, и они удивленно подняли головы.

— Сэр Камарис! — Саймон попытался встать.

Джеремия просто смотрел на старого рыцаря разинув рот.

— Брось, ты можешь сидеть, юноша. — Камарис жестом предложил ему оставаться на месте. — Я наблюдал, как вы тренируетесь.

— Мы умеем совсем немного, — скромно ответил Саймон.

— Ну, тут ты прав, — заметил старый рыцарь.

Саймон надеялся, что Камарис станет возражать.

— Слудиг попытался научить меня тому, что сам умеет, — продолжал Саймон, стараясь, чтобы его голос звучал уважительно. — Но у нас было совсем немного времени.

— Слудиг. Вассал Изгримнура. — Камарис внимательно посмотрел на Саймона. — А ты мальчик из замка, верно? Тот, которого Джошуа сделал рыцарем? — Впервые в речи Камариса появился слабый акцент и стали заметны мягкие интонации жителя Наббана.

— Да, сэр Камарис. Меня зовут Саймон. А это мой друг и оруженосец Джеремия.

Старик бросил взгляд на Джеремию и слегка опустил подбородок, потом его голубые глаза вновь обратились к Саймону.

— Многое изменилось, — медленно заговорил Камарис. — И далеко не к лучшему, так мне кажется.

Саймон подождал, не объяснит ли старый рыцарь свои слова.

— Что вы имели в виду, сэр? — спросил он.

Старик вздохнул.

— Тут нет твоей вины, юноша. Я знаю, монарх иногда должен посвящать кого-то в рыцари прямо на поле битвы, и не сомневаюсь, что ты совершал отважные поступки — я слышал, ты помог отыскать мой меч Шип, — но посвящение в рыцари значит больше, чем просто прикосновение меча. Это высокое призвание, Саймон, очень высокое.

— Сэр Деорнот учил меня тому, что я должен знать, — сказал Саймон. — До того как я отстоял ночную стражу, он рассказал мне о Правилах Рыцарства.

Камарис сел — он двигался на удивление легко для человека его возраста.

— Даже если и так, юноша. Тебе известно, как долго я служил у Гаванакса, рыцаря из Хонса Клавеса, пажом и оруженосцем?

— Нет, сэр.

— Двенадцать лет. И каждый день, юный Саймон, каждый божий день получал урок. Мне потребовалось два долгих года, чтобы научиться ухаживать за лошадьми Гаванакса. У тебя ведь есть лошадь, не так ли?

— Да, сэр, — ответил Саймон смущенно — его завораживали слова Камариса. Величайший рыцарь в истории целого мира говорил с ним о правилах рыцарства. Любой молодой аристократ из Риммерсгарда или Наббана отдал бы левую руку, чтобы оказаться на месте Саймона. — Ее зовут Искательница.

Камарис снова бросил на него пристальный взгляд, словно имя ему не понравилось, но продолжал так, словно ничего не имел против.

— Значит, ты должен научиться правильно за ней ухаживать. Она не просто друг, Саймон, лошадь — это часть тебя, как руки и ноги. Рыцарь, который не доверяет своей лошади, не знает ее характера так же хорошо, как себя, тот, кто не чистил тысячу раз каждую деталь упряжи, — от него будет мало пользы для себя и Бога.

— Я стараюсь, сэр Камарис. Но мне нужно многому научиться.

— Впрочем, наступило время войны, — продолжал Камарис, — и сейчас простительно ослабить внимание к некоторым не самым значительным аспектам искусства — таким как охота, умение управлять соколом и тому подобным. — Однако эта мысль не особенно нравилась старому рыцарю. — Кроме того, возможно, правила преемственности становятся не такими важными, как раньше, за исключением тех, что связаны с военной дисциплиной; и все же легче сражаться, когда ты знаешь свое место в планах Господа. Стоит ли удивляться, что схватка с людьми короля была не более чем обычной дракой. — Внезапно его суровый взгляд смягчился, а глаза стали кроткими. — Но я вам уже наскучил, не так ли? — Его губы дрогнули. — Я находился в спячке почти сорок лет, и теперь я старик. Это уже не мой мир.

— О нет, — серьезно возразил Саймон. — Мне совсем не скучно с вами, сэр Камарис. — Он посмотрел в поисках поддержки на Джеремию, но его друг лишь широко раскрыл глаза и молчал. — Пожалуйста, расскажите что-нибудь, чтобы я мог стать настоящим рыцарем.

— Ты слишком добр ко мне? — спросил величайший рыцарь Светлого Арда, его голос был спокойным и холодным.

— Нет, сэр. — Саймон рассмеялся, несмотря на смущение, и страх исчез вместе с глупым хихиканьем. — Нет, сэр. Простите меня, но когда вы спросили, не наскучили ли вы мне… — Он пытался подобрать слова, чтобы объяснить, насколько абсурдной считал подобное предположение. — Вы герой, сэр Камарис, — просто сказал он. — Герой.

Камарис встал с той же легкостью, с которой сел, и Саймон испугался, что как-то обидел старого рыцаря.

— Встань, парень.

Саймон повиновался.

— И ты… Джеремия. — Друг Саймона молча последовал его примеру. Камарис оглядел обоих. — Одолжи мне свой меч, пожалуйста. — Он указал на деревянное оружие, которое Саймон продолжал сжимать в руке. — Я оставил Шип в палатке. Мне все еще не по себе, когда она висит у меня на поясе. В ней присутствует какое-то беспокойство, которое мне не нравится. Впрочем, быть может, дело во мне.

— В ней? — удивленно спросил Саймон.

Старик небрежно манул рукой.

— Так говорят в Винитте. Лодки и мечи у нас женского рода, бури и горы — мужского. А теперь слушай меня внимательно. — Камарис нарисовал тренировочным мечом круг на мокрой траве. — Правила Рыцарства утверждают, что мы сделаны по образу и подобию нашего Бога, а мир… — он сделал круг меньшего радиуса внутри первого, — создан по образу и подобию Небес. Но, к несчастью, без их красоты. — Он внимательно оглядел круг, словно тот уже населили грешники.

— Ангелы являются любимцами и посланниками Величайшего Бога, — продолжал Камарис, — а рыцарское братство служит земным правителям.