не будем обвинять в этой связи историка, который, в конце концов, предупреждал, что когда «паши и иные султанские начальники, яко пиявицы, высасывают кровь из подданных своих», наступает гибель «трудов и промыслов», возникает «зело много пустынь безмерных и опустошенных стран», страдают города, хиреет в руках иноземных посредников торговля, приходит «ко убожеству… общенародство». Значит – оскудевает государственная казна и меньше становится «золотых солдат», слабеет армия и в результате появляется великолепная возможность разгромить главный оплот «скифов». В равной мере это касалось татарских орд и ханств, чей путь якобы повторяли османские завоеватели: тот самый путь, который после ужасных страданий многих народов и долгих кровавых войн волей-неволей вел «скифов» в покорение «российским православным самодержавным государям».

«Скифская история», задуманная в сражениях у Днепра, книга, о которой мечтал автор в горящих степях Дикого поля и под стенами Перекопа, стала фундаментальным историческим трудом, обеспечившим царскому стольнику высокое место в числе первых подвижников отечественной науки, и одновременно крупным историософским сочинением, обосновавшим политику России по отношению к мусульманскому миру на основе мирового опыта отношений оседлых народов со «скифами».

Всегда помня о дидактическом значении истории, автор стремился донести до читателя представление «о многом подвизе и мужестве предков своих, сынов Российского царствия». Но даже повествуя о жестокости ордынских нашествий, о трагической судьбе покоренных народов и обращаемых в рабство пленников, о «зловерии» и таких неприятных обычаях, как нелюбовь к чистоте и поедание сырого мяса, Лызлов не пытался представить «скифов» некими зверями лютыми. Напротив, он воздал должное подвигам их героев, мудрости военачальников, подчеркнул сильные стороны самых «закоренелых в грабительстве» народов и их правителей, отметил такие положительные, по его мнению, моменты их истории, как строительство городов, развитие ремесел и торговли, дипломатические успехи. Достоинства неприятеля, естественно, возвышали в глазах историка заслуги соотечественников, сумевших «воспятить оных варваров лютое на ны уготование». Весьма сильно в книге проявляется и любопытство ученого, стремившегося полнее представить реальную жизнь людей.

Горячее стремление к избавлению народов от агрессии и неволи (вкупе с приобретением в поместья и вотчины плодородных населенных земель), трезвый расчет историка и военного породили призыв Лызлова к народам, объединенным Священной лигой, покончить с агрессией Османской империи и Крымского ханства «во дни наша», завершив тысячелетнюю «скифскую историю». Все менее устойчивым становилось положение османских завоевателей, против которых готовы были восстать десятки попираемых ими народов. И политика, и публицистика подтверждали, казалось, правоту Лызлова, призывавшего российских ратоборцев идти на помощь этим народам: «Уже бо тамо нас убози христиане, братия наша, с радостью и надеждою ожидают, готовы суще на своих и наших супостатов помощь подати». Эта уверенность автора «Скифской истории» во всеобщем выступлении против османского ига опиралась на многовековой опыт героической борьбы славян с завоевателями. Лызлов близко восприял трагедию не только славянских народов: он с одинаковой болью повествовал о разорении русских городов и земель болгар, сербов, молдаван, поляков, албанцев, греков и др. Его книга рассказывала, как эти народы сражались с турками и татарами, в то время как «крали и властители христианские изволяху между собою жестокие брани простирати»[2406].

«Скифская история» давала читателям не только обоснованные политические и военные уроки, но и новое представление о происходящих в мире событиях. Не злая воля и тем паче не искони злодейственное свойство татар и турок, а исторически сложившиеся обстоятельства жизни народов привели к смертельной борьбе на рубежах от Азова до Адриатики. Выражая надежду на скорое освобождение народов Венгрии, Болгарии, Молдавии, Валахии, Сербии, Хорватии, Албании, Македонии и Греции от османского ига, призывая многие страны подать своим порабощенным братьям «помощь и свободу», русский историк отнюдь не призывал к уничтожению «агарянского семени», к тотальной войне за веру.

Не истребление «неверных», а обуздание агрессора – вот пафос книги Лызлова. Ведь и венгры, и многие народы Поволжья были прежде «скифами» (сами поляки-шляхтичи считали себя сарматами), а затем стали жертвами «скифов», нуждающимися в совместной защите. Освободительная война, помощь борющимся против завоевателей исторически оправдана – показывает «Скифская история». В то же время автор порицал покорение мирных народов, на конкретных примерах демонстрировал гибельность нарушения международных договоров, в том числе и с «басурманами».

Руководствуясь прежде всего не предвзятыми идеями, а конкретным историческим материалом, Лызлов не впал в присущие многим политическим трактатам утопии. Он видел сложность международной ситуации и необходимость вооруженной борьбы с агрессором. Однако историк сумел увидеть и другое. Согласно «Скифской истории» справедливый мирный договор – такое же оружие, как сильная армия. Конечная победа над «скифами» – это мирное сосуществование народов и даже религий. Такой урок ученый и публицист извлек из вековой череды кровавых войн, вражды племен и государств, истории героических подвигов и страшных преступлений.

Несмотря на устаревший язык, недостаточно изученные в XVII в. источники и понятную в пору зарождения исторической науки наивность некоторых построений автора, труд Андрея Ивановича Лызлова по сей день остается мудрым и полезным для специалистов и широкого круга истинных любителей истории.

Библиография

Baronius, Caesar. Relacie jowszechue … Kraków, 1609.

Baronius, Caesar. Roczne dzieje kościlne ob warodzenia Pana Boga nasiego Iesusa Cristusa, wybrana f rocznych dricjow kościelnych Cesaria Baroniusia … Kraków, 1607.

Bielski, Marcin. Kronika Polska … Kraków, 1597.

Bielski, Marcin. Kronika wszytkiego swyata na ssesc wyekow, monarchie czterzy rozdzielona, s Kozmografią nową y z rozmaitemi krolestwy tak poganskimi zydowskyemi yako y krzescianskyemi, s Sybillami y proroctwy ich, po polsku pisana s figurami … Kraków, 1554.

Briquet Ch.М. Les filigranes. Dictionnaire Historique des marques du papier des leur apparation vers 1282 jusqu’en 1600. Genève, 1907 (fax. publ.: Amsterdam, 1968). Vol. 1.

Crummey, Robert O. Aristocrats and Servitors: the Boyar Elite in Russia, 1613–1689. Princeton, 1983.

Crummey, Robert О. Peter and the Boyar Aristocracy, 1689–1700 // Canadian/American Slavic Studies 8 (1674): 272–287.

Gordon Р. Sexteen Futher Letters of General Patrick Gordon / Ed.S. Konovalov // Oxford Slavonic Papers. 13 (1967). P. 72–95.

Gwagnin, Aleksander. Kronika Sapmatyej Europskiej. Kraków, 1611.

Hellie, Richard. Enserfment and Military Change in Moscovy. Chicago & London, 1971.

Herberstein S. von. Rerum Moscoviticarum commentarii. Basilieae, [1556].

Keenan E.L. Putting Kurbskij in his Plase; or: Observations and Suggestions Concerning the Plase of the History of the Moscovity in the History of Moscovite Literary Culture // Forschungen zur Osteuropäische Geschichte. 1978. Bd. 24. S. 131–162.

Keenan E.L. The Kurbskij-Groznyj Apocripha. The Seventeenth Century Genesis of the «Correspondence» Attributed to Prince A.M. Kurbskij and Tsar Ivan IV. Cambridge, Mass. 1971.

Kromer M. Kronika polska