женщина начинает беседу с незнакомым человеком с того, что вынимает из сумочки пушку и сообщает, что не собирается из нее убивать своего мужа. Похоже, ее улыбка ввела меня в заблуждение, а поскольку я страшно не люблю ошибаться, то больше не радовался знакомству с ней. Я изогнул брови и поджал губы.

Вулф, восседавший за столом в огромном кресле, кинул быстрый взгляд на револьвер, затем снова уставился на посетительницу и проворчал:

– Фиглярство не производит на меня впечатления.

– Вот как? – произнесла она. – Но я и не собираюсь производить на вас впечатление. Я просто ставлю вас перед фактом. Ради этого я сюда и пришла. Мне просто подумалось, что мои слова прозвучат куда более красноречиво, если я захвачу с собой револьвер и покажу его вам.

– Прекрасно. Итак, все это вы уже проделали, – нахмурился Вулф. – Насколько я понимаю, вам не нужна моя помощь и советы, вы лишь хотели сообщить мне кое-что конфиденциальное. Спешу вам напомнить, что я не являюсь ни адвокатом, ни священником и потому не связан клятвами и обязательствами хранить ваши тайны. Если вы хотите рассказать о совершенном вами преступлении, я не могу обещать, что не сообщу о нем в полицию. Разумеется, я имею в виду тяжкое преступление, а не всякую мелочь вроде хранения смертельно опасного оружия, на которое у вас нет разрешения.

– Разрешение на хранение оружия? Я как-то об этом не подумала. – Она с пренебрежением слегка махнула рукой. – Вам не о чем беспокоиться. Я не совершала никакого преступления. Не совершала и не собираюсь. В этом вся суть. Именно ради этого я и пришла к вам. Я хочу вам сказать, что не собираюсь убивать своего мужа.

Вулф, прищурившись, посмотрел на миссис Хейзен, поскольку свято верил в то, что все женщины либо плутовки, либо сумасшедшие, либо и то и другое вместе. И вот доказательство справедливости подобной точки зрения сидело перед ним в кресле.

– И это все? – строго спросил он. – Вы же просили уделить вам полчаса.

Она кивнула, на секунду прикусив аккуратными белыми зубками губу, а затем, немного помолчав, сказала:

– Просто я подумала, будет лучше, если я объяснюсь… Скажу, что мной руководит… Если, конечно, вы обещаете хранить это в тайне.

– Обещаю. С оговорками, о которых уже упомянул.

– Разумеется. Вы знаете, кто мой муж? Его зовут Барри Хейзен, он ответственный за связи с общественностью.

– Мистер Гудвин поставил меня об этом в известность.

– Мы поженились два года назад. Я работала секретаршей у одного из его клиентов – изобретателя Джулса Хури. Мой отец, Тит Постэл, тоже был изобретателем и работал вместе с мистером Хури до самой своей смерти – его не стало пять лет назад. В офисе мистера Хури я и познакомилась с Барри. Тогда я искренне полагала, что люблю его. Потом я долго ломала голову, почему на самом деле решила выйти за него замуж. Меня интересовала подлинная причина. Неужели я вышла за него только потому, что мне хотелось заполучить… – Она замолчала, снова закусила губу и резко покачала головой, словно силясь отогнать муху. – Ну вот вы… Вернее, при чем тут вы, это я… Ни к чему вам это слушать. Я разнылась… давлю на жалость… Вам даже ни к чему знать, почему я хочу его убить.

– Вы просили о получасе, мадам. Распоряжайтесь этим временем, как пожелаете, – буркнул Вулф.

– Я не сказала бы, что испытываю к нему ненависть, – снова покачала она головой. – Пожалуй, я презираю его, да, это точно, а он не дает мне развода. Я пыталась от него уйти, да что там пыталась, я от него ушла, но он так… Ну вот, я опять начала ныть! Не надо вам все это знать!

– Как пожелаете.

– Речь идет не о том, что я желаю, а о том, что должна рассказать.

– Что ж, расскажите то, что должны.

– Я должна рассказать вам следующее. В его спальне в ящике комода лежит револьвер. Вот он, у вас на столе. У нас разные спальни. Знаете, случается такое, бывает что-то на уме, где-то настолько глубоко, что вы сами не подозреваете об этом. А потом – бац! – оно неожиданно всплывает. Понимаете, о чем я?

– Разумеется. Подсознание не могила, а кладовая…

– Да, но мы не знаем, что там хранится. Лично я не знала. Так вот примерно месяц назад, сразу после Рождества, я зашла к нему в спальню, взяла из ящика револьвер, глянула, заряжен он или нет, – оказалось, что заряжен, – и вдруг, совершенно неожиданно, мне в голову пришла одна мысль. Как же просто застрелить мужа, когда он уснет! В тот раз я обругала себя: «Дура ты, дура набитая, о чем ты только думаешь!», положила револьвер на место и решила больше близко к комоду не подходить. Но эта мысль вернулась. Она приходила мне в голову все чаще и чаще, особенно в те моменты, когда я пыталась уснуть. А потом все стало еще хуже. В каком смысле? Я не просто представляла, как захожу в спальню и убиваю спящего мужа, я начала размышлять, как все обстряпать так, чтобы выйти сухой из воды. Я понимала, что это сущий идиотизм, но ничего не могла с собой поделать. Ничего! И вот однажды ночью, два дня назад, в воскресенье, я встала с кровати. Меня всю трясло. Я пошла в ванную и залезла под холодный душ. У меня наконец созрел план убийства. Впрочем, я не стану его вам рассказывать.

– Как пожелаете. Рассказывайте то, что считаете нужным. И должным.

– Ладно, не будем об этом. Я вернулась к себе в постель, но уснуть не могла. У меня не было страха, что я могу сделать что-нибудь во сне, я боялась, что мое сознание выкинет какой-нибудь фокус. Я уже поняла, что над ним не властна. Одним словом, вчера я решила обставить все так, чтобы мое сознание оказалось в безвыходном положении. Надо все кому-нибудь рассказать, и тогда мой план не сработает. Меня все равно, случись что, поймают. Но кому довериться? Подруге? Настоящей, верной подруге? Нет, не пойдет, будет оставаться шанс воспользоваться лазейкой. О полиции не могло идти и речи. В церковь я не хожу, и потому вариант с исповедью и священником тоже отпадал. Тогда я подумала о вас. Я позвонила, договорилась о встрече, и вот я перед вами. Вот, собственно, и все. Ах да, еще одна просьба: пообещайте, если моего мужа пристрелят, вы сообщите полиции, что я была у вас и о чем вам рассказала.

Вулф заворчал.

Она