Но меня тащили всё дальше, и дальше, пока я не почувствовала под ногами илистое дно. Когда мы выбрались из воды по пояс, добрый сэр Мюфла отпустил меня – вернее, отпустил мои волосы и обхватил за талию, продолжая волочь к берегу. Я путалась в осоке, в подоле платья, и всё время заваливалась то вперёд, то вбок, но мужская рука держала меня поперёк туловища, всё время вздёргивая на ноги, и это злило ещё больше, чем собственная неуклюжесть.

Наконец, мы очутились на травке, и я сразу же оттолкнула рыцаря, пытаясь справиться с мокрыми волосами, которые опутали меня почище речных водорослей.

– Вы что себе позволяете?! – начала я, пытаясь сохранить гордый и независимый вид. – Я вам кто – пленная рабыня, что ли, чтобы тащить меня за волосы против моего желания?

Делать гордый вид, когда ты мокрая до последней нитки, когда заляпана до ушей тиной – неблагодарное занятие. Но Мюфла не сказал ничего обидного, и даже не засмеялся, и даже… Только смотрел как-то странно, и почему-то не в лицо, а куда-то пониже шеи… Я проследила этот странный взгляд и вот тут взбесилась до искр из глаз. Мокрое платье облепило меня, и мою грудь, в частности, и выглядело это… выглядело это очень неприлично! Но это ведь не повод так таращиться!..

– А ну, отвернитесь… – сказала я с угрозой, но договорить не успела, потому что сэр Баран схватил меня за талию, притянул к себе и поцеловал в губы.

Поцеловал по-настоящему!..

Именно так, как рассказывали шёпотом девушки в церкви, когда певчие орали псалмы, кто во что горазд.

Эдвард тоже пытался целовать меня – после помолвки, когда мы вдруг оставались одни, но то были какие-то другие поцелуи. Не такие, от которых должны были гореть щёки, трепетать сердце и дрожать колени.

Оказалось, что девицы не врали, и всё, действительно, горело, трепетало и дрожало. Ноги у меня сразу подкосились, и каким-то образом мы с добрым сэром оказались лежащими на бережке – я снизу, сэр сверху – и продолжали целоваться. Причём, я зачем-то обхватила его за шею, как будто мало было его руки на моей талии, и когда его язык коснулся моего языка, меня это не возмутило, не ужаснуло, а наоборот – подстегнуло к действию. Толкнув рыцаря, я заставила его перевернуться, так что уже он был внизу, а я сверху, и очень удобно устроилась, прижимаясь грудью к его груди. И стоило немного потереться об него…

Он рыкнул мне прямо в губы и схватил за затылок, ещё крепче прижимая к себе, а другая рука переместилась с моего пояса пониже и уже тянула подол моего платья, пытаясь его задрать.

Наверное, именно это и привело меня в чувство. А может – ржание лошади, которое я услышала, как что-то невообразимо далёкое. Но так или иначе, прозрение наступило мгновенно, и я укусила сэра рыцаря за нижнюю губу, и он с проклятьем отпустил меня.

– Вы чего, леди…

Договорить ему я не дала, залепив хорошую пощёчину, а потом попыталась встать, совсем запуталась в подоле платья, и предпочла отползти в сторону на четвереньках.

Больше всего хотелось опять окунуться в ледок в погребе Сегюра, чтобы лицо и уши перестали гореть.

Вот так гордая наследница гордого отца!..

Я украдкой взглянула на сэра Мюфла. Он как раз поднялся на ноги, потирая левую щёку, и физиономия у него была – мрачнее некуда.

– И за что вы меня так? – выдал он.

– А вы не догадываетесь? – язвительно спросила я, собирая волосы в узел и отжимая, а потом делая то же самое с подолом платья. – Ещё раз дотронетесь до меня – пожалеете!

– Вообще-то, я вас спас, – сказал он с возмущением. – Вытащил из реки.

– Ну конечно, – поддакнула я, тоже вставая и подворачивая подол, чтобы удобнее было идти. – Сначала вытащили, потом уложили – просто чудесно!

Он побледнел, покраснел, опять побледнел, и ответил:

– А это было в качестве наказания. Чтобы вы поняли, какая опасность ждёт слишком смелых и слишком глупых девиц.

– Не стоило себя утруждать! – крикнула я ему. – Я прекрасно плаваю. И прекрасно раздаю пощёчины.

– Если бы вы разбили себе голову о подводные камни, как ваша матушка, – тут же отозвался Мюфла, – то плаванье бы не помогло!

Это был жестокий удар. Я задохнулась, хотела ответить, не нашлась – что сказать, и неожиданно для себя самой разревелась. Стояла и плакала, и никак не могла остановиться. И никак не могла понять – что же меня больше расстроило. Упоминание о матери или то, что меня поцеловали в качестве наказания. Потому что… потому что я не знала, что это было наказание. И мне очень понравилось. Так понравилось, что я вела себя… Вела себя совсем не так, как полагается наследнице Сегюра!

Я была зла, испугана, растеряна – и в дополнение ко всему, сплошная мешанина в голове. Какие-то обрывки мыслей, светопреставление из картинок, на которых я целовала рыцаря (или он меня целовал?), какие-то пляски феечек с золотистыми крылышками или полёты бабочек – ничего не понять, и от этого было ещё страшнее.

– Ну… не плачьте… – неловко сказал сэр Мюфла. – Ну… сейчас-то что плакать? – он шагнул ко мне и хотел положить руку мне на плечо, но я увернулась.

– Не прикасайтесь… не смейте… – прохлюпала я и разревелась с новой силой, потому что опозорилась перед этим бараном, как только могла, и продолжала позориться.

– А, чёрт, как же с вами непросто! – в сердцах проворчал он и подхватил меня на руки, потащив на взгорок, где была привязана лошадь.

– Отпустите! – тут же потребовала я.

– Ага, сейчас, – ответил рыцарь. – В седле удержаться сможете?

– Да! – я произнесла это почти с ненавистью.

– Сомневаюсь, – хмыкнул он. – Ладно, надеюсь, ваша кляча выдержит двоих.

– Кляча?! Двоих?

В следующее мгновение я оказалась на лошади, но не в седле, а впереди него, а сэр Мюфла уже развязал поводья и поставил ногу в стремя.

– Вы что это?.. – начала я дрожащим голосом. – Не собираюсь я с вами ехать…

– Зато я с вами собираюсь, – сказал рыцарь и уселся в седло. – И с этим вам придётся смириться.

Он взял меня за