Когда я отвез ее в сыскное отделение, она попрощалась со мной и пожелала хорошего вечера. Я покачал головой, затем заглушил локомобиль и вместе с ней поднялся в кабинет. Запалив горелку серебряного самовара-кофейника, я сел перед напарницей и внимательно поглядел ей в глаза:

– Давай, рассказывай уже, что там тебя тревожит.

– Виктор, я машина, я не могу тревожиться.

Я выдохнул и покачал головой:

– Да сколько можно, Ариадна? Ладно, так и быть: в какие мрачные расчеты погрузились твои логические схемы? Какая последовательность нулей и единиц гнетет твой электронный разум? Так звучит лучше?

– Немного. – Ариадна не сдержала улыбки.

– Итак?

– Я просто обдумывала слова Платона Альбертовича.

– Они тебя задели?

– Задели? Нет. Просто мне вспомнилось то, как мы остановили световеров весной. И то, как меня разрушил взрыв флогистона.

Ариадна отвернулась к окну, смотря в проносящийся за ним черный дым.

– Знаете, я отчетливо помню, как лежала в стенах лаборатории Инженерной коллегии. Я была тяжело повреждена. Все мои механизмы были выведены из строя. Я не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Я не могла даже видеть. Только слышать голоса столпившихся вокруг меня инженеров. Они стояли надо мной, курили, посмеивались и обсуждали, что делать дальше.

Затем они начали разбирать меня. На запчасти, так как я была слишком сильно повреждена. Как сказал Мороков, чем ремонтировать меня, дешевле просто построить еще одну машину. Сперва они отсоединили то, что осталось от моих рук. Затем сняли пластину, прикрывавшую грудь, и начали обсуждать, что делать с уцелевшими деталями. Спорить, на каких роботов их нужно будет поставить. Затем они вскрыли мне череп и стали решать, стоит ли использовать мою мозговую часть для дальнейших испытаний или просто… Утилизировать ее.

Я нахмурился.

– Но с тобой же ничего не случилось. Я потребовал от Морокова тебя восстановить. Он пошел мне навстречу. Ты в порядке. Все.

– Все? – Ариадна холодно посмотрела на меня. – Как легко у вас это выходит. Да, сейчас все в порядке, но поймите, только ваша просьба к Морокову и заставила их изменить решение. Не то, что мои вычисления позволили выявить преступников и защитить Петрополис от Гнили, а лишь ваша просьба. Я очень много думаю об этом. Почти каждую ночь, как вы уходите домой. Скажите, если бы я своим телом и повадками не напоминала вам человека, разве вы бы просили меня восстановить? Мне кажется, нет. Вы бы отнеслись ко мне, как к своим разбитым часам.

Не говоря ни слова, мы смотрели друг на друга. Самовар закипел. Я налил полную кружку обжигающего кофе. Все это я делал максимально неторопливо, чтобы оттянуть ответ. Ошибиться я не хотел.

– Не будь ты похожа на человека, мне бы поначалу было сложнее тебя узнать. Намного сложнее. Но затем я бы относился к тебе так же.

– Сомневаюсь, Виктор. Очень сомневаюсь. Вам нравится то людское, что вы видите во мне. Вы же за этим даете мне все эти книги и пытаетесь сделать меня… Человечнее. Но я машина, человеком я не стану. Я не пленница людей, не жертва, просто построенный ими механизм, выполняющий положенные ему функции. И когда-нибудь вы это поймете. И вот тогда вы точно отнесетесь ко мне как к машине. Как относятся ко мне люди из Инженерной коллегии.

Она опустила голову.

Я ответил ей не сразу. Мне было видно, как тяжело далось напарнице сказанное, а потому я молчал, мучительно пытаясь подобрать верные слова. Мастером разговора я себя никогда не считал, но сейчас понимал, насколько важно для Ариадны будет сказанное мной. Наконец, собравшись, я нарушил тишину:

– Ариадна, давай так. Я речи говорить не умею, но скажу следующее: я ценю тебя за то, какая ты есть. Человеческое, механическое, какая разница? Мне с тобой интересно. С большинством людей – нет. А книги классические – ну да, мне приятно, что ты их читаешь. От этого мы лучше друг друга понимаем. Но не более. Да, человеком ты не станешь. И что с того? У нас в империи под сто миллионов человек. А ты уникальна.

Ариадна чуть улыбнулась:

– Приемлемый ответ. Хорошо, вы помогли мне чуть навести порядок в своей логике. Простите меня за эти две минуты тридцать четыре секунды слабости. Идите домой. Знаете, если вам будет приятно, я этой ночью даже почитаю ваши ужасные, скучнейшие художественные книги. Может быть, даже стихи.

При этих словах ее передернуло. Однако затем она вытащила из стола небольшой посеребренный поэтический сборник.

Я внимательно посмотрел на напарницу:

– Мне будет приятно, если ты займешься тем, что доставит удовольствие тебе.

– Слава истинному богу. – Ариадна резко швырнула томик поэзии в стол и с огромным удовольствии вытащила из кармана мундира телефонный справочник. – Я, правда, уже трижды его прочитала, но он слишком хорош. Идите, Виктор. Надеюсь, вы проведете время так же интересно, как и я.

Я вышел, а когда вскоре вернулся, Ариадна стояла возле окна. Я опустил на стол перед ней затрепанную, полуразвалившуюся книжечку.

– Что это? – с удивлением спросила Ариадна.

– Кое-что поинтереснее, – улыбнулся я. – Ты такое еще не читала. Я поискал в кладовках и обнаружил устаревший телефонный справочник. Между прочим, за 1879 год. Там номера еще четырехзначные.

Она улыбнулась и взяла книгу, отложив десяток ветхих, погрызенных мышами и нечитаемых страниц, она начала читать, я же ждал рядом.

– Ну что ж, Виктор, вы не ушли, и сами напросились. Готовьтесь скучать и мучаться. Итак: номер телефона – 27–92. Моветончиков П. В. Врач. Седьмая линия Васильева острова, 9. – Ариадна развела руками. – Ох, ну ладно, признаю, тут вам на редкость повезло. Сразу пошло веселье, верно? Виктор, почему вы не улыбаетесь? Неужели не поняли? Какой же вы у меня недогадливый. Ах, ладно – я сейчас все объясню. Вот смотрите, сейчас мы возьмем сумму всех букв в фамилии Моветончикова, после чего извлечем кубический корень, а затем возьмем цифры его номера и…

Я улыбался. Не слыша слов, я просто наслаждался мелодичным голосом, прекрасным, как игра самой тонкой музыкальной шкатулки.

День выдался тяжелым, да и спал я ужасно, так что через несколько номеров меня начало клонить в сон. Через десяток моя голова опустилась на плечо напарницы.

– Какой же вы все-таки хороший, Виктор, – услышал я, но уже не мог понять, был ли это сон или действительно голос Ариадны.

И снился мне Моветончиков П.В. собственной персоной, что с телефоном в руках носился по Седьмой линии Васильева острова.

Утром я проснулся на все той же кушетке. Под головой была подушка, сверху был наброшен плед. Ариадны поблизости не было. Выйдя из кабинета, я почистил зубы и в коридоре встретил поручика Бедова, цветущего похлеще папоротника на Ивана Купалу.

– Как расследование убийства генерала? – тут же осведомился я.

На лице Бедова появилось выражение кота, пробравшегося в погреб со сметаной.

– Расследование движется идеально. У меня за день две журналисточки уже побывали. Да какие – не девушки, а ландыши серебристые! Одна черненькая, кудрявенькая, как тростиночка стройная, а другая блондиночка с формами. Как они меня о деле расспрашивали, как глазки строили, ты бы знал! Я с блондиночкой на четверг рандеву запланировал, а в воскресенье с кудрявенькой за город условился выбраться. Сказка!

Я закатил глаза.

– Бедов, по расследованию-то что? Улики нашли?

– А,