опрос слуг. Жили они все в одном флигеле, и было их одиннадцать человек. В ходе бесед стало понятно, что никто из них не питал абсолютно никакой неприязни ни к Жоржику, ни к Галатее Харитоновне, кроме того, у всех нашлось твердое алиби. У всех, кроме Варвары Стимофеевны, которая упорно не желала признаваться, где она была в ночь убийства.

В целом мы не поговорили лишь с двумя людьми, бывшими в тот вечер в усадьбе. Первым был главный механик Родион Окалин, который вчера под вечер внезапно отпросился у хозяев на пару дней и спешно уехал в Петрополис, а вторым – присутствовавший в усадьбе князь Белоруков. Конечно, я не думал, что начальник имперских жандармов и бывший фаворит императрицы отпилил голову несчастному Жоржику. Однако поговорить с ним требовалось, ведь он был последним, кто видел убитого. Осложняло дело то, что пост у Белорукова был слишком серьезный, чтобы я мог к нему сунуться просто так.

Впрочем, оставалась у нас на сегодня и еще пара дел. Жоржик пропал где-то в терновом саду, а значит, нужно было осмотреть аллеи и поискать следы убийства.

Вновь пройдя мимо неподвижного сфинкса, мы вошли под темную сень цветущего сада.

– Если царапины на лице покойного – следы ветвей, то нам надо поискать водоем. Под ногтями Жоржика была тина. Берег же залива ее лишен, – отметила Ариадна.

Вскоре возле одной из боковых дорожек нам и правда открылся большой темный пруд. Глубокий, он был обложен булыжниками по берегам. Камни покрывала тина.

Ни следа крови мы здесь не нашли, однако безупречные сенсоры Ариадны смогли заметить небольшой обгоревший войлочный кружок, приставший к растущему по берегам бурьяну.

– Ариадна, воспроизведи опись вещей, бывших при Жоржике, согласно полицейскому протоколу, – попросил я.

– Конечно, Виктор. При нем были: сделанные в Испании по индивидуальному заказу жилетные часы из зеленого золота, отделанные изумрудами и тигровым глазом. Одна штука. Перстни золотые, с сапфирами – две штуки. Перстень золотой с рубином – одна штука. Двуствольный пистолет гражданской модели с золотой гравировкой – одна штука. Трость серебряная, с рукояткой в виде обнаженной девы и скрытым клинком – одна штука. Золотая булавка для шейного платка с бриллиантом – одна штука. Нож перламутровый, складной, с открывашкой и штопором – одна штука. Портмоне из кожи стеллеровой коровы с наличностью на сумму не менее полутора тысяч рублей ассигнациями – одна штука.

– Да, не человек, а богатый приз, – подвел я итог и взял из рук Ариадны войлочный кружок, принявшись внимательно его осматривать.

Без сомнения, это был пыж от дульнозарядного пистолета гражданского образца. Значит, где-то здесь и произошло убийство.

– Более следов нет, – подвела итог Ариадна.

– Отправим сюда полицию. Пусть обыщут здесь все. – Я помедлил, прикидывая, как лучше действовать дальше.

По всему выходило, что нам и правда пора было отправляться к уездному исправнику. Тем более что нам предстояло не только заниматься делом Жоржика, но и помочь местным властям с делом о пропаже людей.

Исправник и подчиненная ему уездная стража разместились неподалеку от искрорецкого военного завода. Чудовищно огромный, обнесенный равелинами и краснокирпичными стенами, он встретил нас стуком паровых молотов и грохотом шестерней. Трубы изрыгали дым.

На стенах возле ворот виднелись свежие следы пуль. Неподалеку стояли пулеметные локомобили жандармов. Война назревала. Из-за нее времени на выполнение военных заказов выделялось все меньше. Недавно график на заводе увеличили с привычных четырнадцати часов до шестнадцати, после чего здесь чуть не вспыхнула забастовка, которая, впрочем, была весьма быстро подавлена прибывшими пулеметными командами жандармов.

Мы прошли дальше, миновав новенькую, построенную по последнему слову инженерного дела бетонную цитадель, где разместилось управление следящих за порядком на искрорецких заводах жандармов. Окруженная рвом, снабженная эллингом для патрульного дирижабля и длинным, обнесенным колючей проволокой тюремным корпусом, крепость хищно смотрела на город через прищур десятков черных бойниц.

Затем, пройдя еще одну улицу, мы вышли к зданию, принадлежащему полиции Искрорецка. Исправник и подчиненные ему стражники разместились в двухэтажном деревянном доме, украшенном высокой, несколько накренившейся каланчой, на которой были установлены зенитный прожектор и помнящая, кажется, еще войну с Коалицией митральеза. Неподалеку от здания стояло несколько сараев, служивших камерами. Перед ними прохаживался стражник, вооруженный саблей, хотя я бы часового здесь выставлять не стал. Выглядели сараи так, что любой здравомыслящий преступник не смог бы решиться оттуда сбежать – прогнившие, скособоченные, они грозили обрушиться в случае любой попытки вынуть из их стен хотя бы одну доску.

Миновав похрюкивающую в луже свинью, лежащую посередине двора, мы поднялись на крыльцо здания. Я толкнул обитую железом дверь, и из открывшегося темного коридора пахнуло сыростью, щами и дешевой ружейной смазкой. Когда глаза чуть привыкли к темноте, я шагнул внутрь и заглянул в первый попавшийся кабинет. Вызнав у сидящего там письмоводителя, где искать начальство, мы с Ариадной направились на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице.

Кабинет заведующего уездной полицией исправника был совсем небольшим. Оклеенный дешевыми желтыми обоями, с зелеными разводами плесени под потолком, он вмещал только стол да несколько стульев. На одном, к моему удивлению, сидел не кто-нибудь, а отец Герментий. Священник держал в руках маленькую рюмочку и, жмурясь от наслаждения, потягивал какую-то рубиново-красную наливку. Компанию отцу Герментию составлял крепкий краснолицый человек в затертом мундире, едва сходящемся на могучей груди. Сжав в руке полицейский тесак, он сосредоточенно рубил разложенную на старой газете кровяную колбасу, жадно поглядывая на здоровенный граненый стакан, до краев полный все той же кроваво-красной жидкостью.

Батюшка при виде нас тут же толкнул исправника:

– Евстигней Михайлович, гляди! Я ж говорил, Остроумов к тебе в город приехал, а ты не верил. – Отец Герментий победно посмотрел на полицейского.

– Да быть не может! – Исправник удивленно уставился на меня. – Да не он это.

– Да он, я тебе говорю! Ты в газету глянь!

Исправник недоверчиво смел шкурки с грязной газеты, на которой нарезал колбасу, и всмотрелся в мое покрытое пятнами жира изображение. Листок был за начало апреля со статьей о световерах, секту которых мы с Ариадной разгромили в Оболоцке.

– Ба, и правда Остроумов! – Исправник радостно развел руками, чуть не заехав при этом батюшке по носу полицейским тесаком, после чего мигом оправил мундир и, поднявшись из-за стола, отрапортовал:

– Рюмасов, Евстигней Михайлович. Капитан-исправник Искрорецкого уезда. Не изволите ли присоединиться к нашему столу? У нас вот «Родионовки» бутылочка имеется.

– Кого? – только и переспросил я.

– Наливки терновой. Из сада Грезецких. Видели же, у них там винокурня стоит? Вот оттуда наливочка. Родион, механик при усадьбе служащий, по осени терновник со слугами собирает и на спирт перегоняет, им Грезецкие своих роботов заправляют, а из лучших ягод Родион наливку готовит. «Родионовка» по всему Искрорецку известна. Славная вещица – лучше водки даже. И полезнее в разы. Ну что, выпьете с нами?

Я холодно посмотрел на исправника:

– Три часа дня. Я на службе. Да и вы тоже.

Исправник даже не смутился:

– Ну что вы? Да разве ж я пью? Я, считайте, витамин принимаю для пущего здоровья. Родион хоть и подлец порядочный, да в наливках лечебных толк знает.

– Подлец? Почему вы его так назвали? – тут же уточнил я и сел напротив Рюмасова. – Рассказывайте. Это важно.

– А как еще его называть? Он же шулер, притом