— Не бойся, Дрожащий Хвост. Эта штука называется «ловец снов». Это амулет, он оберегает тебя от зла.

— От какого зла? — пискнул Дрожащий Хвост, и ему стало ещё страшнее.

— Например, от ведьмы по имени Койя. Амулет остановит её, если она попытается пробраться в твой сон. Дух Койи запутается в паутине, а утром исчезнет.

— А зачем ей пробираться в мой сон?

Безвольная Лапка на секунду задумалась. Стоит ли давать сыну честный ответ на этот вопрос? Ведь он и так очень впечатлительный суслик. «Всё же сказать правду всегда лучше, чем скрыть её, — решила она. — Сокрытое пугает больше, чем явное».

— Дух ведьмы Койи пробирается в сны обитателей Дикой Лесостепи, чтобы украсть у них радость. Зверь, лишённый радости, просыпается на следующее утро усталым, грустным и испуганным и больше никогда не может смеяться. Его смех достаётся Койе. Она питается чужим смехом. И сама очень много смеётся.

Дрожащий Хвост уставился на Безвольную Лапку огромными испуганными глазами.

— А если я встречу ведьму Койу не ночью, когда меня защищает ловец снов, а днём, когда я вылезу из нашей норки в траву, чтобы поиграть, а вы с папой будете на работе, и тогда никто, никто меня не защитит?

— Днём ты её точно не встретишь, — заверила сына Безвольная Лапка.

— Почему?

— Потому что её больше нет в Дикой Лесостепи. Она может приходить только в снах.

— Почему эта Койя такая злая? — не унимался Дрожащий Хвост. — Кто она такая вообще? Что за зверь?

— Ты уверен, что хочешь знать правду?

— Да, хочу, — еле слышно пискнул маленький суслик и съёжился в кроватке.

— Ты отважный суслик, Дрожащий Хвост, — похвалила его мать. — Хорошо, я расскажу тебе историю про ведьму, которую звали Койя.

* * *

Давным-давно на месте Дикой Лесостепи рос густой Дикий Лес. А хозяином леса был Белокрылый Бизон со струящейся, белоснежной, шёлковой гривой. Все звери любовались его красотой и силой. Он правил строго, но справедливо, и когда он летал над деревьями, помахивая своими огромными белыми крыльями, в лесу поднимался лёгкий ласковый ветерок, жара отступала и становилось прохладно. А когда бизон опускался на поляну и шёл по лесу, в том месте, где копыта его касались земли, вырастали сладкие цветы и травы. А на ветках, к которым он прикасался рогами, сразу же созревали плоды. Если же клок с белоснежной бизоньей гривы падал в траву, шёлковая шерсть немедленно становилась родниковой водой.

Деревья в Диком Лесу были такими высокими и с такими пышными кронами, что они как будто живой стеной и зелёным куполом ограждали лес от всего остального мира, и ни один крупный хищник, и ни один охотник не знал дороги туда. Звери жили в Диком Лесу безопасно, дружно и весело и ни в чём не знали нужды: у них всегда было вдоволь воды и еды. В те времена даже суслики не боялись, что кому-то придёт в голову их растерзать, и весь день они разгуливали по травке, а не прятались, как сейчас, в тёмных подземных норах.

И только одна обитательница Дикого Леса мешала всеобщему счастью — ведьма по имени Койя. Койя умела превращаться в разных животных, для этого ей нужно было всего лишь плюнуть на землю и перекувырнуться через плевок. Она плевалась и кувыркалась так часто, что сама уже не помнила, кем была изначально. Она походила одновременно на собаку, на волка и на лисицу. Некоторые обитатели леса поговаривали, что Койя и вовсе не родилась зверем, а случайно возникла из комка грязи, который пнул своим мощным копытом Белокрылый Бизон.

Ведьма Койя не ела траву, плоды, орехи и ягоды, как все остальные звери. Она питалась чужой радостью и чужим смехом. Раз в семь дней она выслеживала какого-то весёлого зверя. Она плевала на землю — и в том месте, куда угодил её чёрный плевок, трава засыхала. А потом она совершала кувырок через сухую траву — и оборачивалась кем-то, кто был очень дорог весёлому зверю, но с кем зверь был в разлуке. Например, она могла принять облик давно пропавшего лучшего друга, или детёныша, или даже умершей бабушки.

— Здравствуй, любимый, — говорила Койя весёлому зверю, своей будущей жертве, голосом того, кем она обернулась. — Мы так давно с тобой не виделись и не обнимались!

И весёлый зверь со счастливым смехом кидался к той, кого принимал за родственника или за друга. И ведьма Койя обнимала весёлого зверя своими холодными и влажными, пахнущими сырой землёй лапами, и облизывала весёлого зверя своим шершавым и чёрным, извивающимся, как змея, языком — и отнимала у весёлого зверя всю его радость, а потом отпускала. После такой встречи весёлый зверь навсегда становился грустным и больше никогда не смеялся, но не помнил, что с ним случилось. Зато ведьма хохотала заливистым, звонким смехом. И чем больше радости она отнимала, тем веселей звучал её смех.

Однажды Койя обнаглела настолько, что решила отнять смех и радость у самого хозяина леса, Белокрылого Бизона. Она плюнула в траву, перекувырнулась — и перекинулась в Белокрылую Бизониху, мать Бизона, которая погибла, когда он ещё был телёнком.

— Здравствуй, сынок, — сказала Койя голосом Белокрылой Бизонихи. — Как долго длилась наша разлука! Иди ко мне, я обниму тебя и напою молоком из моего тёплого вымени.

И зачарованный Белокрылый Бизон подошёл к ведьме Койе, принявшей облик его родной матери, и принялся пить её молоко. Однако после первого же глотка он понял, что молоко чужое. Он хорошо помнил вкус материнского молока — свежего, как молодая трава, сладкого, как липовый мёд, чистого, как горный родник, и тёплого, как прогретый солнцем песок.

Молоко же Койи было холодным, горьким, мутным и отдавало несвежим мясом. Белокрылый Бизон отпустил её вымя, выплюнул молоко на траву — и оно расползлось по зелёным побегам чёрными пятнами, и каждая травинка, на которую попала хоть капля, тут же высохла и завяла.

— Кто ты? — Белокрылый Бизон в ярости топнул копытом. — Повелеваю тебе принять твой истинный облик!

И он подцепил ведьму рогами и перекинул через сухую траву. Коснувшись земли, ведьма снова стала самой собой — полуволчицей, полулисицей, полусобакой.

Она отряхнулась, рассмеялась скрипучим смехом и произнесла:

— Я ведьма Койя, я питаюсь смехом и радостью, и я — твоё родное дитя. Ведь ты сам когда-то создал меня из комка грязи.

— Уходи прочь из моего леса! — взревел Бизон. — Я