Шрифт:
Закладка:
Маг, проклинающий себя, впадающий в ярость берсерка по своей собственной воле. Скажи мне кто-либо такой бред ранее, я бы, наверное, даже улыбнулся. Но если бы мне тогда, когда я был повелителем мира, кто-то сказал, что подобное упражнение может открыть источник энергии в собственной душе… пусть ничтожно слабый по сравнению со всеми ветрами и Бурями магии, потрясающими мой мир…
Я бы проклял себя, не сходя с места.
В какой-то момент «я-мы» начали кричать. Открыто, яростно, радостно. Чувствуя всем своим существом свободу, выплескивая себя наружу, на друг друга, в одном, совершенно одинаковом порыве!
Затем пришёл огонь.
Рисунок безумного боя изменился, огонь обжигал, удары стало нужно наносить сильнее и точнее, чтобы почувствовать боль сквозь пламя, раздуть его еще сильнее, до тех пор, пока оно не превратится в неугасимый источник. Ту же Асуми мне пришлось драконить всё сильнее и сильнее, чтобы она горела, но здесь и сейчас? Я не позволял пламени просто пропадать! Это было моё пламя, мой эфир, моя сила! И они подчинялись только мне!
Мы горим, сражаясь. Удары становятся совсем редкими, но сильными и точными. Тем не менее, боль от них не чувствуется, ярость переплавляется в пламя. Мы сами становимся пламенем, трансформируясь, меняя свою форму. Значит, пора прекращать. Пора заканчивать. Пора сделать шаг навстречу друг другу, шаг друг в друга. Слиться. Стать единым целым.
Секрет Ф’Зали прост. Никакого Внутреннего Истинного Врага не существует. Есть лишь ты. Проклятие всего лишь позволяет противоречиям погубить тебя быстрее.
В себя я прихожу, лежащим на койке. Потолки и окружение знакомые, это больница Огасавары. Возле кровати на стуле сидит огромный мускулистый японец, лениво читающий толстую тетрадь. Он смешно щурится, лампочки в палате отнюдь не мощные, но отчаянно скучающему чемпиону больше нечего делать. Моё шевеление сразу привлекает его внимание.
— Очнулся, — удовлетворенно говорит Годаэмон, вздымая себя на ноги, — Хорошо.
— Огаваза? — хриплю я, делая вид, что потерян во времени и пространстве.
— Мертв, — роняет богатырь, — А ты жив.
— Вот как.
— Да, — мне на грудь падает тетрадь, которую читал мой ученик, а затем сверху прилетает его ладонь так, что морщусь от боли в ребрах. Годаэмон мрачно ухмыляется, — Огаваза был очень жалким дураком, но сдох как мужик. Думали, что и тебя с собой забрал, но, видимо, ты сдохнешь чуть позже, на турнире. Зачем ты на него записался, сенсей?
— Чтобы меня не записали, — отвечаю полуправду, начиная вставать. Годаэмон, убравший руку, не мешает.
— Насыщенная у тебя жизнь, парень, — неожиданно тяжело вздыхает он, — Если потребуется помощь — найди меня на турнире. Многого не обещаю, но чем смогу помогу. Я буду среди судей. Это тебе за нашего Тоетоми.
— Спасибо, Годаэмон-сан, — вежливо киваю я, вспоминая Тоетоми Сатоши, человека, которому бросили вызов на бой до смерти. Моего ученика, друга Хигу Годаэмона. Он победил, потому что смог измениться.
— И еще одно, парень, — негромко говорит он, когда мы оба уже выходим из палаты, — Озаботься защитой. На турнире будут участники с оружием.
А вот это крайне паскудная новость, которую мне Спящий Лис должен был сказать сразу, но он этого не сделал, хотя знать должен был. Что же, запомним. Этот инвалид, играющий в серого кардинала, может и запутаться в своей паутине, особенно, если ему помочь.
…хотя, кто мешает мне туда заявиться с оружием?
Вернувшись в город, я зашел за Хиракавой, а затем, вместе с ней, отправился в додзё к деду, признаваться в собственной гениальности. Ну, то есть, у нас же есть гениальная Асуми, которая умудрилась инициироваться в шестнадцать лет? Так почему бы не быть гениальному мне, который в беспощадной схватке с собственным сенсеем инициировался тоже, попросту догадавшись, как это правильно сделать?
Проведя некоторое время в копи-центре, мы добрались до додзё, где я, как и всегда, без особых проблем получил аудиенцию у Горо Кирью. Передав деду на проверку кипу распечатанных с тетради Огавазы листов, я принялся терпеливо ждать, пока старший родственник ознакомится с их содержимым. Асуми сидела рядом, изнывая от скуки. Её очередная медитация с моей помощью опять окончилась жестким контролем внутренней энергии, поэтому у девушки сейчас наличествовало легкое отупение и тянущее чувство в низу живота — её сексуальная энергия была «переработана» медитацией и организм обиженно жаловался, что потрахаться расхотелось.
— Акира, ты понимаешь, как оскорбил учителя, передавая его посмертную волю другим на оценку? — хмуро вопросил дед, глянув на меня, — Это неприемлемо.
— Этот «мусорщик» сам признался, что учил меня спустя рукава, — пожал я плечами, — Более того, он, наплевав на всё, что я для него делаю, решил спустить свою жизнь в унитаз, а затем еще и бросил мне вызов. Позорный и эгоистичный вызов. Око за око, джи-сан.
— Это была его жизнь, внук. А это твоя, — тяжело вздохнул человек-гора, продолжая листать записи, — На подлость нельзя отвечать подлостью.
— Ты путаешь себя, уважаемого бойца и основателя стиля, с полудохлой помойной крысой, которую я достал со дна жизни, отряхнул, а затем попытался выжать из него побольше пользы. И когда эта крыса объелась до смерти и подохла, попытавшись утащить с собой меня, хочешь, чтобы я его уважал… просто потому, что ученик всегда уважает учителя? Дед, меня разочаровывают твои слова. Чтобы свернуть с достойного пути, по нему нужно сделать хотя бы шаг.
Асуми подавилась воздухом и захрюкала, а сам дед захрипел носоглоткой на такую отповедь.
— Я всё время забываю, какой ты, — спустя пару минут выдавил он, — путаю со своими учениками. Старость, видимо. Держи свои бумаги… не доверил родному деду даже оригинал. Все с ними в порядке. Огаваза действительно старался, делая эти записи. Некоторые вещи и мне незнакомы… но тебе подойдут. Ох, внук… не удивлюсь, если ты когда-нибудь окажешься и на подпольных боях.
— Уже записался. Буду драться, используя катану.
Скрывать от деда что-либо в этом отношении было бы неразумно, ему так и так донесли бы, что меня видели на турнире, а заодно можно полюбоваться на его багровеющее лицо, на бледнеющее личико Асуми, порадоваться за свое чувство юмора. Не то чтобы оно у меня черное, просто
