«Сколько ей было лет?»

«Сначала я подумал, что ей двадцать, но полагаю, что она могла быть и старше. Ей было около тридцати, я бы сказал.»

«С чего вы это взяли?»

«Это видно по тому, как девчонка себя ведёт, понимаете? Эта была старше. Может, тридцать, а может, и чуть больше. Здоровая, понимаете, весь этот калифорнийский типаж, здоровые как чёрт, мужик, они могут обмануть вас всем этим здоровьем, вы можете подумать, что им двадцать, когда на самом деле им пятьдесят.»

«Но этой женщине на вид было около тридцати лет, верно?»

«Нет, но она себя так вела.»

«Я не понимаю», — озадаченно сказал Мейер. «Она выглядела на тридцать, или она…?»

«Откуда мне знать, как она выглядела?»

Мейер моргнул. «Что вы имеете в виду?», — сказал он.

«На ней была маска», — сказал Боунс.

«Маска?», — сказал Мейер и снова моргнул. «На свадьбе?»

«О», — сказал Боунс. «Да.» Он тоже моргнул. «Может, я что-то перепутал, а?», — сказал он.

Карелла и Мейер, разговаривая по телефону в восемь тридцать вечера, сошлись во мнении, что кто-то — либо Барраган, либо Боунс — точно что-то перепутал. Мейер предположил, что Боунс был человеком с дефектами памяти, а Карелла согласился, что, возможно, высокая стройная блондинка действительно была плодом воображения музыканта, поскольку она, похоже, осталась совершенно незамеченной Висенте Мануэлем Барраганом, который в остальном обладал полной памятью, когда речь шла о событиях той ночи семь лет назад, вспоминая даже обрывки диалога, такие как замечание Боунса о том, что отель поглотил всю семью Чеддертон. Ещё более странным показалось Карелле то, что теннисистка Боунса в Пасадене оказалась точной копией блондинки, которая первой заманила Санто на танцпол, где они танцевали щека к щеке под звуки оркестра Харви Купера (удивительно, что в истории Баррагана Купер был руководителем оркестра, а в истории Боунса — женихом), а затем вышли в ночь, где вместе и соответственно (выражаясь корректно) изгнали из себя его пубертатную страсть и её наступающую менопаузу, после чего навсегда исчезли с лица земли. По версии Баррагана, группа выступала на маскарадном балу, что казалось более вероятным, чем свадьба, о которой помнил Боунс, тем более что блондинка — если она вообще существовала — вдруг стала носить маску, когда Боунс задумался о ней чуть дольше. Барраган, похоже, был уверен, что это мероприятие проводилось в пользу больных рассеянным склерозом или мышечной дистрофией. Может быть, именно там Боунсу пришла в голову мысль, что Харви Купер был не только женихом, но и человеком, недавно окончившим медицинскую школу? И где это было — бальный зал «Звёздная пыль» или «Лунное сияние»? Или ни то, ни другое? Или всё вместе?

«Думаю, нам придётся ещё поработать над этим утром», — рассудительно заметил Карелла. «А пока они ждут меня за столом.»

«Кто они?», — спросил Мейер.

«Тедди. И Берт с женой.»

«Одни люди едят в хороших ресторанах», — сказал Мейер, — «а другие — в тюрьмах на севере штата.»

«Я поговорю с тобой утром», — сказал Карелла.

«Да, спокойной ночи», — сказал Мейер.

«Спокойной ночи», — сказал Карелла.

В ту ночь, лежа в постели с Тедди и прижимая её к себе в темноте, когда дождь хлестал по оконным стёклам, Карелла сразу понял, что она не спит, и, приподнявшись, включил лампу и озадаченно посмотрел на неё.

«Тедди?», — сказал он.

Она лежала к нему спиной и не видела его губ. Он тронул её за плечо, она перевернулась лицом к нему, и он с удивлением увидел, что в её глазах стоят слезы.

«Эй», — сказал он, — «эй, дорогая… что…?»

Она покачала головой и снова отстранилась от него, закрывшись от него подушкой — если она его не видела, то и не слышала; её глаза были её ушами, её руки и лицо — её голосом. Она лежала, всхлипывая в подушку, и он снова осторожно положил руку ей на плечо, она фыркнула и снова повернулась к нему.

«Хочешь поговорить?», — сказал он.

Она кивнула.

«В чём дело?»

Она покачала головой.

«Я что-то сделал?»

Она снова покачала головой.

«Что такое?»

Она села, взяла салфетку из коробки на прикроватном столике, высморкалась, а затем положила салфетку под подушку. Карелла ждал.

Наконец её руки заговорили. Он наблюдал за ними. Он знал этот язык, он хорошо выучил его за эти годы, теперь он мог и сам говорить на нём лучше, чем нерешительно говорить языком жестов. Пока она говорила с ним, слёзы снова начали катиться по её лицу, руки дрогнули, а потом и вовсе остановились. Она снова фыркнула и потянулась к скомканной салфетке под подушкой.

«Ты ошибаешься», — сказал он.

Она покачала головой.

«Я говорю тебе, что ты ошибаешься.»

Она снова покачала головой.

«Дорогая, ты ей очень нравишься.»

Её руки снова принялись за дело. На этот раз они выплеснули на него поток слов и фраз, говоря с ним так быстро, что ему пришлось попросить её сбавить темп, но даже тогда она продолжала говорить в слишком быстром для него темпе. Он поймал обе её руки в свои и сказал: «Ну же, милая. Если ты хочешь, чтобы я тебя выслушал…» Она кивнула, фыркнула и заговорила уже медленнее, её пальцы были длинными и подвижными, а тёмные глаза блестели от навернувшихся на них слёз, когда она снова сказала ему, что уверена, что Августа Клинг её недолюбливает, что Августа много чего наговорила и натворила сегодня вечером…

«Каких вещей?»

Руки Тедди снова зашевелились. «Вино», — сказала она.

«Вино? А что с вином?»

«Когда она произносила тост.»

«Я не помню никаких тостов.»

«Она произнесла тост.»

«По какому поводу?»

«За тебя и Берта.»

«За дело, ты имеешь в виду. За раскрытие дела.»

«Нет, за тебя и Берта.»

«Дорогая…»

«Она оставила меня в стороне. Она пила только за тебя и Берта.»

«С чего бы ей так поступать? Она одна из самых милых людей…»

Тедди снова разрыдалась.

Он обнял её и прижал к себе. «Милая», — сказал он, и она подняла голову, вглядываясь в его лицо, изучая его рот и следя за тем, как слова складываются на его губах. «Дорогая, ты очень нравишься Августе.»

Тедди покачала головой. «Дорогая, она так сказала. Помнишь, ты рассказывала историю о детях… о том, как Эйприл упала в озеро на том пикнике? И Марк прыгнул в воду, чтобы спасти её, когда глубина воды была всего два фута? Помнишь, ты рассказывала…?»

«Тедди кивнула.»

«А потом ты пошла в дамскую комнату, ты помнишь?»

Она снова кивнула.

«Как только ты ушла, Августа сказала мне, какая ты потрясающая.»

Тедди поднял на него глаза.

«Именно так она и сказала. Она сказала: „Господи, Тедди потрясающая, я бы хотела рассказывать такие истории, как она.“» Слёзы снова начали литься.

«Дорогая, почему ты ей не нравишься?»

Она смотрела ему прямо в глаза. Её руки начали двигаться.

«Потому что я глухонемая», — сказала она.

«Ты самая замечательная женщина на свете», — сказал он и поцеловал её, и снова прижал к себе. А