Шрифт:
Закладка:
Шаркая ногами по потрескавшейся асфальтовой дорожке, Реджис шел на кладбище. Неуверенно. Неторопливо. Все еще надеясь передумать, он засматривался на фонари, обвитые плющом, и на пожелтевшие листья, которые срывал с деревьев холодный ветер. Спрятав руки в карман косухи, Реджис пытался согреться. Пытался найти в себе силы взглянуть на могилу, которую на самом деле боялся увидеть.
Обойдя отдыхающих во дворе студентов, Реджис подошел к маленькой сторожке. Она была такая же обшарпанная и истерзанная временем, как и оставшийся за спиной собор. Стены ее покрывала высохшая потрескавшаяся грязь. В самых широких трещинах прятались сороконожки. Быстро, пытаясь сбежать от последних лучей солнца, они заползали в щели или, падая на землю, скрывались под листьями папоротника.
— Ты чего там возишься? — раздался из сторожки старческий голос, уставший и шершавый, как наждачка. — Листья сами себя не соберут.
— А если т-т-там опять зазвенит к-к-колокольчик? — испуганно ответил ему другой голос, моложе.
— Не зазвенит, Бенни. Он больше никогда не зазвенит. Я за этим прослежу.
— Из-за н-н-его вчера п-п-приходил тот д-д-дядя? — неуверенно, пугливо, будто вот-вот расплачется, мямлил молодой человек. — Он п-п-приходил за мной?
— Нет, Бенни. Нет.
Послышались уверенные шаги, хлопок дверью и вновь приглушенный голос:
— Я больше не отдам тебя им, сын. Не бойся. Ты никогда туда не вернешься.
Реджис напряг слух. Шагнул вперед к приоткрытому окну и, пытаясь рассмотреть силуэты через штору, чуть не упал, потеряв равновесие. Услышав шорох на улице, люди в сторожке заговорили еще тише.
— Я оплошал. Знаю, Бенни. Я виноват перед тобой. За все виноват. Но сейчас папа рядом. Слышишь?
— Д-д-да.
— Я не позволю им даже пальцем тронуть тебя. Понял?
— Д-д-да.
— А ту девку обходи стороной. Она вчера ночью копошилась у могилы. Я следил за ней. Думал, что смогу ее… — старик замолчал.
О ком они говорят? Кто ночью в здравом уме ходит на кладбище?
Первая мысль вспыхнула о ней. Эбель. Полоумной и вечно сующей нос во всякие беды Эбель.
— Но пришла мисс Вуд, — продолжил старик.
— Та д-д-добрая тетя?
— Да, та добрая тетя. Она не дала сделать папе плохое дело.
Голоса вновь замолкли. Послышался топот. Хлюпанье носом раздалось прямо рядом с окном, и Реджис отшатнулся, боясь, что его увидят.
— Верь мне, Бенни. Все станет как раньше. Забудь о том, что видел. И никому не говори о дяде, который вчера ко мне приходил. Хорошо?
— Д-д-да.
— Молодец. Молодец, сынок, — захрипел старик рядом с сыном. — А теперь иди подыши свежим воздухом. И листья заодно прибери.
— Слушаюсь, с-с-сэр!
Реджис, оставшись незамеченным, обогнул сторожку и направился к кладбищу. Вдыхая воздух, пропитанный запахами смолы и перегнивших листьев, он остановился у большого дерева, что обвивало корнями заброшенные плиты, и спрятался за широким, поросшим мхом стволом, чтобы попытаться понять услышанное. Построить логическую цепочку. Додумать. Оправдать.
«Она вчера ночью копошилась у могилы. Я следил за ней. Думал, что смогу ее…»
Сможет — что?
Поймать с поличным? Остановить? Наказать?
Но лишь один ответ плотно засел у Реджиса в голове, отметая любые другие предположения и догадки.
Убить.
Что он сможет ее убить.
Тогда руки Реджиса сжались в кулаки, а сердце налилось неясно откуда взявшейся ненавистью к старику из сторожки. Ко всем, кто хочет причинить Эбель вред.
— П-п-привет! — Неожиданно, с граблями в руках, оказался перед Реджисом тот самый заикающийся сын старика. — Ч-ч-что ты тут д-д-делаешь?
У него было пухлое лицо с маленькими глазками, короткий и широкий нос и круглые, торчащие в стороны уши. Высокий лоб закрывала русая, неаккуратно подстриженная челка, а на короткой шее был повязан тонкий рваный шарф, совсем не защищающий от ветра. Рубашка, заправленная за пояс джинсов, которые держались только на подтяжках, плотно обтягивала руки и живот.
— Привет, — замешкался Реджис. — Я… Я эм… Приходил проведать тут кое-кого. Но я уже ухожу.
Он не хотел врать Бенни. Такой как Бенни явно не причинит вреда. И вряд ли выгонит с кладбища, угрожая граблями. Но убраться отсюда хотелось поскорее.
— П-п-понятно. А я Б-бенджамин, но м-м-можешь звать меня Б-б-бенни.
— Я Реджис. Приятно познакомиться. — Перешагнув поваленную плиту, Реджис двинулся к тропинке.
— А я в-в-видел тебя сегодня, — сказал догоняющий его Бенни. — На у-у-уроке. Ты тоже д-д-должен был меня видеть.
Это вряд ли. Такого студента Реджис бы точно запомнил.
— Кого т-т-ты приходил проведать? — скрипя высокими резиновыми сапогами, Бенни шел рядом.
— Да так.
Это «да так» убивало Реджиса. Его вечная ноша. И непростительная, мучающая до конца жизни вина. Его скорбь. Его сожаления. Его ошибка.
— П-п-почему ты уходишь? Я тебя н-н-напугал? Может, п-п-побудешь тут со мной еще н-н-немного?
— Нет, не напугал, — Реджис остановился. — Я просто…
Просто я подслушал ваш разговор. Просто я узнал то, чего не должен был знать. Просто возненавидел твоего отца. И захотел раскрыть тайну, которую ты вместе с ним прячешь.
— А знаешь, — Реджис развернулся на каблуках своих испачканных в грязи ботинок, — я бы хотел помочь тебе убрать листья.
Держи друга близко, а врага еще ближе.
— Откуда т-т-ты знаешь, что я у-у-убираю листья? — удивился Бенни.
Реджис на секунду застыл.
— Грабли, — наконец сообразил он. — Так я тебе помогу?
— Т-т-тогда оставайся! — улыбнулся Бенни. — Мне с ж-ж-живыми нравится общаться б-б-больше, чем с мертвыми!
— И мне, Бенни.
И мне.
НОА— Ну, мам, ну пожалуйста, меня там ждут друзья, — сидя на коленях в прихожей, всхлипывал маленький Ноа.
Он рыдал и держался за ручку двери, надеясь, что ему все-таки разрешат ее открыть. Но мама, отряхивающая перед зеркалом свой строгий костюм, только сильнее злилась.
— Нет, Ноа! — она почти сорвалась на крик.
Кажется, это было ее десятое «нет». На одиннадцатое она обычно звала
