- Медведи неразумны, - возразил он. - Вспомни хоть знаменитую ловушку, что придумали в роду Синих гор. В одном из гротов есть глубокая дыра, ведущая к самой реке. Туда люди подкладывали куски мяса, которые чуяли медведи, шли и падали в яму и натыкались на острые камни. Так повторялось много раз. Кто-то из рода Синих гор даже стал складывать черепа в нижнем гроте, чтоб показать всем, сколько медведей они набили таким способом. Многие, приходя, дивились. Потом река разлилась и часть черепов унесла с собой, - неожиданно закончил Лис. После чего повинился: - Я перебил тебя, Мать, прости и продолжай.

- Я говорила, что нас считали полулюдьми, но не только нас, белых. Женщины для них так же почитались существами, способными лишь рожать детей, да готовить еду. Хотя и то и другое непросто, но мужчины серых не думали об этом. Нас, пленниц, и жен, которые потеряли своего повелителя или оказались неспособны рожать или работать, держали в одном гроте. Те женщины следили за пленницами и этим доказывали свою нужность - нас кормили и водили к мужчинам, которые долго присматривались к нам, фыркали недовольно, но затем все равно овладевали. Я не знаю, страсть то была или презрение, или еще что. Но когда я родила первенца, мальчика, меня пригласили в общий грот, где я провела несколько лет, почти наравне со всеми. У серых такой же порядок жизни, как и у нас, разве что каждый мужчина имеет право иметь не только женщину своего рода, но и дикарку, это даже считалось признаком богатства, ведь, он же должен кормить нас, одевать, заботиться. Мне повезло, я стала наложницей сына старейшины рода. Жаль, не того, который мог стать сильнейшим в племени.

- Серые часто ссорятся меж собой? - спросил Малой.

- Даже те, кто не жил с ними, может сказать это, - произнес Лис, но тут же смолк и снова повинился перед Матерью.

- Сын старейшины задумал сам стать главой племени, возвысится над всеми родами той пещеры, что охотилась на большей части лощины и тогда уже заходила в наши угодья, пытаясь увести охоту себе. В те лета у них мало что получалось, нас было много, мы могли ответить. Но позже..., - она замолчала, потом заговорили уже иначе: - Нет, зачем я лгу себе. Мы никогда не умели отвечать ударом на удар. Разве что род Синих гор, но все знают, чем это закончилось для него самого, а ведь серые в те далекие времена еще только обживали нашу лощину. За прошедшие десятилетия они размножились или их пришло еще больше, не знаю. Могу сказать одно, серыми теперь лощина кишит.

И снова молчание. Малой долго смотрел на Мать, наконец, произнес:

- Твоего мужчину убили тогда.

- Мой мужчина умер на охоте, сынок, - просто ответила Мать. - У серых это называлось "мой хозяин". Да, заговор вскрылся, его убили, и еще нескольких заговорщиков. А тех, кто был с ними, их собственность, они бежали.

- Ты говорила и о мужчинах, - напомнил Лис.

- Чем важнее серый, тем больше у него богатства. Те, кто служат ему, кого он посылает на охоту, кому велит выискивать новые богатые земли, все они его собственность. Во всяком случае, он так считает. Да и мужчин равных себе по силе, уму, смекалке, или превосходящих все равно называет слугами своими, а те идут ему в подчинение. Я не всегда понимала, почему так, пока не выяснила, что для серых понятия богатый и бедный непреложны и непересекаемы. Если богатый еще может оказаться бедным, то бедному, родившемуся у входа в пещеру, всю жизнь надо доказывать, что он нужен, идти в услужение, так это называется на их языке.

- И они идут безропотно?

- Иначе изгнание. Они могут уйти в другое племя, но вряд ли там найдут для себя лучшую долю. Некоторые при мне пытали в том счастье, и только у одного получилось стать загонщиком - тогда у одного из старейшин как раз случилась нехватка нужного человека.

- Подоспел серый вовремя, - послышалось с лежанки.

- Не суди его, Лис. Человек всегда ищет, где лучше, если он смиряется со своей участью, он перестает быть человеком.

- Становится слугой.

- Именно так, сынок, ты прав. Навечно признает хозяина и служит ему до конца дней. Получая объедки и радуясь уже им, - Мать помолчала. Усмехнувшись своим невеселым мыслям, продолжила: - Я оказалась в схожем положении. Наверное, смирилась с тем, что я собственность. Родила двоих, один выжил, мальчик. Отец дал ему имя Вольный, не самое распространенное среди серых.

- Я слышал, серые дают имена детям и те не могут их сменить, - уточнил Тихий, оставляя почти готовую пищалку. Он начал вслушиваться в разговор, и уже не мог заниматься своим делом по-прежнему.

- Все верно. Поименование людей - право господина, так он закрепляет власть над другими. Если только этот другой не захочет перейти в иное племя и там пытать судьбу и с ней свое новое прозвание. Но серые все одно боятся смены имен, будто оно определяет само их существование. Рыбарь, ведь ты менял имя, после того, как первое тебе дал отец. Пока не нашел то, что ближе всего тебе.

- Я, - он вздохнул. - Я хотел бы зваться иначе, но не посмел произнести имя вслух. Мать, я думаю, ты понимала, какое именно я хотел взять в тот день, когда объявил, как меня отныне следует именовать. А теперь, вот странно, по прошествии семи лет, я понимаю, что правильно сделал, что не посмел. Это было б... нечестно, неправильно по отношению к тому, кто отдал за меня жизнь.

Новая порция тишины охватила пещеру. Собравшиеся, не глядя друг на друга, выжидали чего-то. Наконец, Мать заговорила снова, разрушая нависшее, подобно утесу, молчание.

- После изгнания я вернулась в свой род, напуганной, лишенной разума, прежних привычек и понимания девчонкой. Хотя я и стала матерью, но не по своей воле и пониманию, а после изгнания, боялась даже смотреть на своих родичей, ведь за четыре года, проведенных в плену, для меня мир переменился разительно. Мне казалось, он весь стал серым. Счастье, что нас нашел Охотник. Он не был нашего рода, но бил зверей вместе с моими родичами, унося часть добычи с собой, иногда ему позволяли брать больше положенного одному,